– В смысле, тебя побили?

– В смысле – человека убил по пьянке. И второй раз сел.

– Почему не расстреляли?

– С меня к тому времени первую судимость сняли. Считай, новичком в родной дом пошёл. Теперь вот вышел, а тут война. Вы приехали… – Свёкла остановился. – Стой! Пришли.

– Уверен? – Бруджа провёл быстрое, но тщательное магическое сканирование и не обнаружил никаких следов подземного хода. – Свекаев?

– Здесь, господин штандартенфюрер, – уверенно ответил чел. – Копайте.

Бруджа дал знак немцам, и солдаты, расчистив снег, принялись энергично долбить мёрзлую землю кирками.

– Если ошибся – отдам им, – хмыкнул Пётр, разглядывая злых и потных подчинённых. – И объясню, что именно по твоей милости им пришлось так вкалывать.

– Не ошибся.

И верно.

– Есть!

После очередного удара кирка провалилась в землю, открыв чёрную дыру провала, который обрадованные солдаты расширили с совершенно стахановской скоростью.

«Старая ведьма!»

Однако мысленное ругательство вампир произнёс не зло, а с уважением: фата Юлия сумела мастерски замаскировать подземный ход от магического сканирования, и потому ни у Бруджи, ни у шасов, которые наверняка вертелись в поместье после Гражданской, не получилось его отыскать. Точнее, шасы отыскали другой, гораздо меньший по протяжённости ход, идущий к флигелю, и на том прекратили поиски. А о главном так никто и не узнал бы, не окажись тут двадцать лет назад молоденький Никита…

– Всем оставаться наверху! – распорядился Бруджа. – Да убери ты фонарь, Свекаев! Только глаза слепит… Ждите!

И штандартенфюрер исчез в провале. А солдаты удивлённо переглянулись – как же он видит в полной тьме? Выходит, как-то видит. Или просто включил потайной фонарь?

Загадочен, ох, загадочен этот офицер из «Аненербе»…

Спугнув пару крыс, Пётр осторожно прошёл по ходу, стараясь не прикасаться плечами к грязным кирпичным стенам, в какой-то момент остановился, вернулся назад, внимательно оглядел стену и постучал по ней. Пустота… Бруджа крикнул солдат, и через пять минут спорой работы ломами и кирками немцы проникли в небольшую комнату, уставленную деревянными ящиками. Которые тут же, под гогот и шуточки, стали вскрывать ломами.

– Серебро…

Вилки, ножи, посуда, подсвечники…

– Снова серебро…

Свекаев беззвучно заплакал.

– Мы нашли старые сокровища, – сообщил Бруджа, торопливо проводя магическое сканирование. – Все получат награду.

– Ура! – рявкнули довольные солдаты.

– Ура! – подхватили оставшиеся наверху фашисты.

– Ура, – прошептал сквозь слёзы Свекаев.

Сундучок с золотом, шкатулка с жемчугом, браслеты, кольца… Но никаких следов магии. Ни одного запечатанного сосуда. Ни одной всё ещё работающей ловушки. Ничего.

В подземном тайнике не оказалось сосуда, в котором мог находиться кардинал Свен Бруджа. И рабочих дневников тоже не было, а значит…

Значит, хитрая ведьма обустроила ещё один схрон.

И потому грустил не один Свёкла: Бруджа тоже улыбался натянуто, неловко пряча царящее внутри смятение:

«Где теперь искать отца?!»

* * *

– Хайль Гитлер!

– Хайль! – дружно подхватили собутыльники фон Руджа. – Хайль! Хайль! Хайль!

– Что они празднуют? – тихо спросил Матвей.

– Клад нашли.

– Да ну?

– Честно, – округлила глаза Нюра. – Им кто-то подземный ход показал, а в нём – комната. А в ней – золото графини.

– Везёт же фашистам, – не сдержался Столяров. – Двадцать лет клад искали, а он, смотри-ка, народу не дался, к фашисту пошёл.

– Ничего, будет и на нашей улице праздник.

Пили в захваченной усадьбе все. Офицеры в холле первого этажа, солдаты во флигеле. Во дворе дрожали от холода два грузовика «Opel Blitz» – в том числе и тот, с сокровищами, – а вот сторожа на мороз внимания обращали меньше, поскольку охотно прихлёбывали из фляжек крепкий русский «pervach».

И все забыли про Матвея Столярова, юного партизанского связного, брошенного в холодный сарай, в котором всего день назад трясся Свёкла. Все забыли про бедного парня: и солдаты, и сам фон Рудж, все, кроме Нюры Ластиковой.

– Ты можешь открыть замок?

– Я постараюсь. – Девочка вытащила из кармана накинутого на плечики ватника прихваченные с собою ключи – немцы использовали старые санаторские замки, связка запасных ключей к которым хранилась в подвале, в кабинете завхоза Василия Алексеевича. – Та-ак… вот этот, кажись, подойдёт… а ну-ка!

Нет, не тот. Девочка перебирает связку. Этот? Тоже нет… Этот?

– Ну, пожалуйста… – шепчет Нюра. – Ну, замочек, ну, миленький, ну, давай… ты же наш, советский!

И замок, словно вняв мольбам девочки, щёлкает…

– Ура!

– Беги, Матвейка!

– Надо партизан предупредить. – Счастливый мальчишка выбегает на свободу, глаза горят, язык немного заплетается, то ли от радости, то ли от холода.

– Пешком не доберёшься – поймают.

Матвей взял спасительницу за руку, заглянул в глаза:

– Ты должна пойти со мной.

Нюра вспыхнула.

– Я бы… Я бы прямо сейчас, вот! Только как же мама?

– Ага, хорошо ей будет, коли тебя возьмут да пытать начнут?

– Да, пожалуй…

До них донеслись пьяные вопли.

– Ишь ты, – зло прошептал Матвей. – Гуляют себе, никого не боятся, сволочи. Эх, гранату б швырнуть, да жаль – нету! Ладно, Нюра… пошли. Это что там за грузовики?

Девчушка ахнула:

– Ты хочешь сказать…

– Да сумею я, ничего сложного! – Столяров подбоченился. – «ЗиС» пятый же в колхозе водил – было дело. И Чёрное болото нынче замёрзло – по гати-то прокатим в самый раз!

Подростки аккуратно прокрались к грузовикам – тентовым фургонам, – убедились, что часовой клюёт носом, сидя на подножке одной из машин, после чего Матвей жестом велел девочке отвернуться, поднял взятые по дороге вилы, осторожно приблизился к немцу и нанёс резкий удар.

Часовой охнул, на его губах появилась кровавая пена, голова запрокинулась, глаза остекленели, и фашист повалился набок.