– Может, вы должны быть вместе. Любовь с первого взгляда. Так было со мной.

– Я не принимаю это как гипотезу.

– Это потому, что ты Дева.

– По-моему, ты говорила, что девственность – это концепция.

– Дева, ты гребаный девий кошмар. Все это происходит, а ты все равно ни во что не веришь. Типичная девья хрень. – Майла откладывает бургер. – Но, возможно, когда вы познакомились, была какая-то особая искра, которая спустила курок. Что ты об этом помнишь?

Боже, что она помнит? Кроме улыбки, добрых глаз и ауры панк-рокерского ангела-хранителя?

Она пытается вспомнить что-то еще: ободранное колено, то, как она натягивала рукава куртки на ладони, чтобы скрыть царапины, пытаясь не плакать.

– Я пролила кофе себе на сиськи, – говорит Огаст.

– Очень сексуально, – замечает Майла, кивая. – Я понимаю, что она в тебе увидела.

– И она дала мне шарф, чтобы это скрыть.

– Девушка мечты.

– Я помню, что было какое-то статическое электричество, когда я потянулась к шарфу и наши руки соприкоснулись, но на мне была одежда из шерсти, и шарф был шерстяным, и я не обратила на это внимание. Думаешь, это было оно?

Майла размышляет.

– Возможно. Или, возможно, это был побочный эффект. Энергия слетела с катушек. Что-то еще?

– Я тогда шла с работы, и она сказала, что я пахну панкейками.

– О. Хм. – Она выпрямляет скрещенные ноги, упираясь в барную стойку. – Она же работала тут, да?

– Да.

– И у этого места правда есть… очень особенный запах, да?

– Да… – говорит Огаст. – А. А! То есть ты думаешь, что это было чувственное воспоминание? Она узнала «Билли»?

– Запах сильнее всего вызывает воспоминания. Могло так и быть. Возможно, она тогда впервые столкнулась в поезде с тем, что по-настоящему узнала.

– Серьезно? – Огаст поднимает воротник футболки к носу. – Ого, я больше никогда не буду ныть из-за того, что пахну панкейками.

– Знаешь, – говорит Майла, – если мы сможем понять, что случилось, как именно ее энергия привязалась к энергии ветки, и сможем воссоздать событие…

Огаст отпускает воротник.

– Мы сможем все отменить? Так мы поможем ей выбраться?

– Да, – говорит Майла. – Да, думаю, это могло бы сработать.

– И… и она окончательно вернется в 70-е?

Майла думает.

– Наверно, да. Но есть шанс… ну, тут же нет никаких правил. Поэтому кто знает? Возможно, есть шанс, что она может закрепиться прямо здесь, прямо сейчас.

Огаст таращится на нее.

– Типа… насовсем?

– Да, – говорит Майла.

Огаст дает себе пять секунд, чтобы это представить: джинсы Джейн у Огаст в вещах для стирки, поздние ночи и поделенные счета, поцелуи на тротуаре, переслащенный кофе в постель.

Она прогоняет эту мысль, поворачиваясь к кассе.

– Но она вряд ли останется.

В середине дня Огаст наконец-то добирается до «Кью». Она не специально три дня не виделась с Джейн после того, как они занялись сексом, честно, – просто ее затянуло в дело. Это совсем никак не связано с тем, что Джейн по-настоящему ее целовала в идеальный момент в полночь, и Огаст не знает, как относиться к этому в обычный вторник.

По пути на платформу она видит вывеску. То же предупреждение, тот же срок – сентябрь. «Кью» закрывается в сентябре. Она может навсегда потерять Джейн в сентябре. И, даже если она со всем разберется, она наверняка все равно потеряет Джейн, которая вернется в 70-е, в свое время.

Есть это, и есть очень свежее воспоминание о выдохах в небытие на Манхэттенском мосту, и есть идея о том, что то, кем они являются друг другу, делает Джейн настоящей, и есть Огаст, стоящая на платформе, пытающаяся аккуратно рассортировать вещи в отдельные ящики в своем мозгу.

Сегодня многолюдно, но Джейн сидит, втиснутая в конце скамьи между задней стенкой вагона и чьей-то башней покупок из «Икеи».

– Привет, Девушка с Кофе, – говорит Джейн, когда Огаст удается протиснуться мимо пассажиров. Огаст пытается понять ее настрой, но у Джейн обычное веселое выражение лица – как будто она думает о шутке, которую вспомнила частично и которая не относится к кому-то конкретному.

Огаст снова хочет поцеловать ее в губы. Огаст снова хочет сделать множество вещей, и это очень не вовремя.

– Где ты была? – спрашивает Джейн.

– Прости, я не хотела… у меня большой прорыв в твоем деле, и экзамены, все слетело с катушек, но… в общем, мне нужно многое тебе сообщить.

– Ладно, – безмятежно говорит Джейн. – Можешь сесть сюда и рассказать?

– Что… – начинает Огаст, но Джейн хватает ее и тянет вниз. Она приземляется на колени Джейн. – Уф. Привет.

Джейн усмехается в ответ.

– Привет.

– О, тут лучше, – говорит Огаст.

– Да, я забронировала столик.

Есть какая-то грань, при которой заполненный вагон метро превращается из слишком навязчивого в абсолютно ненавязчивый, с таким количеством людей, что они смешиваются вместе и никто никого не замечает. В маленьком уголке с Джейн на скамье, в окружении рюкзаков, спин и коробок с мебелью для спальни, почти кажется, что больше никого нет.

Огаст устраивается, складывая свою джинсовую куртку на коленях. Ее юбка развевается за ней, накрывая их обеих, и она остро ощущает Джейн своими голыми бедрами, дыры на джинсах, позволяющие коже касаться кожи.

– Что? – говорит Джейн, изучая ее лицо. Огаст представляет ее взгляд: смесь напряжения и возбуждения, что, в общем-то, соответствует ей.

– Мне надо рассказать тебе о деле, – говорит Огаст.

– Ага, – говорит Джейн. – Но что именно?

– Сама знаешь что.

Одна из ладоней Джейн движется вверх, накрывая бедро Огаст. Огаст смотрит на нее, и что-то сжимается у нее в груди, и она задумывается, не это ли – электричество. Желание и химия, слившиеся во что-то большее, что-то более глубокое и нежное.

– Слушай, – говорит Джейн. – Ты не можешь так на меня смотреть и не говорить, о чем ты думаешь.

– Я думаю… – начинает Огаст, что-то в ее груди сжимается сильнее, и она не может. Она не может сказать, что то, что между ними, – это причина, по которой это вообще происходит. Если она это скажет, она все разрушит. – Я думаю о тебе.

Джейн прищуривается.

– Обо мне?

– О… той ночи. – Это не совсем ложь.

– Да, – говорит Джейн. – Мы об этом не говорили.

– Мы должны?

– Наверно, нет, – отвечает она, рисуя большим пальцем изогнутую линию на внутренней стороне ноги Огаст. – Но мы должны поговорить о том, что ты хочешь.