— Да я не так уж много и съела. Это только со стороны так кажется, потому что мне приходится есть крохотными порциями, чтобы не смазать помаду.

— Я всё это время с интересом наблюдаю за вами, Кой-сан, — сказал Итакура.

— Почему? — быстро спросила Таэко.

— Вы никогда не видели, как золотая рыбка заглатывает печенье? Сейчас вы очень на неё похожи.

— А я как раз думала, почему вы всё время смотрите мне в рот.

— Кой-сан, ты и правда похожа на золотую рыбку, — громко рассмеялась Эцуко.

— Между прочим, меня специально учили так есть.

— Кто же?

— Одна гейша, с которой я познакомилась у госпожи Саку. Оказывается, гейши особенно тщательно следят за тем, чтобы во время еды губы у них оставались сухими. Искусство заключается в том, чтобы положить кусочек пищи поглубже в рот, не касаясь губ. Этому гейши учатся смолоду, причём выбирают для упражнений самую нежную и сочную пищу — вроде соевого творога. Если после этого блюда краска на губах сохранилась, значит, всё в порядке.

— Подумать только, какие вещи знает Кой-сан, — снова произнёс Итакура.

— Господин Итакура, вы пришли сегодня посмотреть танцы? — спросил Тэйноскэ.

— Конечно. Но главным образом для того, чтобы фотографировать.

— Вы хотите использовать эта снимки для открыток?

— На сей раз нет. Мне хочется сделать памятные фотографии, ведь не так часто случается видеть Кой-сан в таком наряде.

— Господин Итакура работает сегодня бесплатно, — объявила Таэко.

* * *

Итакура был профессиональным фотографом и держал неподалёку от станции «Танака» небольшую студию с вывеской «Художественная фотография». Когда-то он служил мальчиком-учеником в одном из магазинов, принадлежащих семье Окубата. Не успев окончить среднюю школу, он попал в Америку и почти шесть лет обучался ремеслу фотографа в Лос-Анджелесе. Ходили даже слухи, будто бы он пытал счастья в Голливуде, но стать кинооператором ему не удалось.

Когда Итакура вернулся в Японию и решил открыть собственную студию, старший брат Окубаты взял его под своё покровительство. Он ссудил ему небольшую сумму и помог обзавестись клиентурой. Младший Окубата тоже весьма благоволил к этому способному молодому человеку, и, когда Таэко понадобился для рекламы фотограф, он рекомендовал ей Итакуру. С тех пор Итакура делал всё фотографии, нужные ей для рекламных буклетов и для открыток Таэко заказывала снимки только ему, что, в свою очередь, служило и для него своеобразной рекламой. Зная об отношениях Таэко с Кэй-тяном, он перенёс, на неё ту почти раболепную почтительность, которую по старой памяти питал к семье Окубата.

Со временем Итакура познакомился со всеми Макиока и благодаря приобретённому в Америке умению быстро сходиться с людьми стал в Асии, что называется, своим человеком.

Он знал по имени всех служанок, любезничал и шутил с ними напропалую. «Ну как, О-Хару, — говорил он, — пойдёшь за меня? А то я сейчас попрошу у госпожи Сатико твоей руки».

* * *

— Ну, раз сегодня вы работаете бесплатно, так, может быть, сфотографируете и нас?

— С удовольствием. Встаньте, пожалуйста, вон там, так, чтобы Кой-сан была в середине.

— А как нам лучше, встать?

— Господин и госпожа Макиока встанут за стулом, на котором сидит Кой-сан. Вот-вот, хорошо… А маленькую барышню мы поставим справа от Кой-сан.

— Вы забыли О-Хару, — сказала Сатико.

— Ну что ж, О-Хару пусть встанет слева.

— Как жаль, что с нами нет Юкико, — неожиданно проговорила Эцуко.

— Да, — вздохнула Сатико, — она наверняка огорчится, узнав, какой у нас сегодня праздник.

— Почему же ты её не пригласила, мамочка? О сегодняшнем концерте было известно ещё месяц назад.

— Я думала об этом. Но ведь она уехала совсем недавно…

Глядя в видоискатель, Итакура уже приготовился было нажать на спуск, но вдруг удивлённо взглянул на Сатико поверх фотоаппарата: ему показалось, что в глазах у неё блеснули слёзы, Тэйноскэ тоже заметил это.

Почему настроение Сатико переменилось так внезапно? Тэйноскэ уже не раз испытывал растерянность при виде слёз жены, когда что-либо вдруг напоминало ей о печальном событии, пережитом в марте, но сейчас причина была явно в чем-то ином. Должно быть, глядя на Таэко в этом белом кимоно, она вспомнила тот далёкий день, когда Цуруко выходила замуж. А может быть, мысленно представила себе другой день, когда Таэко снова наденет свадебный наряд, но уже не ради забавы, как сегодня, а всерьёз. Или, возможно, её опечалила мысль, что прежде полагается устроить судьбу Юкико. Тэйноскэ вдруг подумал, что кроме Юкико есть ещё один человек, который многое отдал бы, чтобы посмотреть сейчас на Таэко, и в нём невольно шевельнулась жалость к Окубате. Вполне возможно, что именно он прислал сюда Итакуру, чтобы сфотографировать её на память.

* * *

— Госпожа Сатою, — обратилась Таэко к молоденькой гейше, стоявшей перед зеркалом в противоположном углу комнаты. Она должна была выступать сразу после Таэко. — Можно вас на минуточку?

— Да, конечно.

Среди участниц сегодняшнего вечера было несколько профессиональных танцовщиц, в том числе гейш. Сатою, гейша из увеселительного квартала Соэмон-тё, была любимой ученицей Саку.

— Понимаете, я никогда не танцевала в кимоно с таким длинным шлейфом. Не могли бы вы объяснить мне, как сделать так, чтобы не запутаться в нём во время танца? — Таэко поднялась со стула, подошла к Сатою и принялась что-то шептать ей на ухо.

— Боюсь только, что я плохая учительница…

— Ну пожалуйста, прошу вас, — не унималась Таэко увлекая её за собой в коридор.

Снизу доносились звуки настраиваемых инструментов — сямисэнов и кокю. Прошло уже минут двадцать, как Таэко затворилась с Сатою в своей комнате.

— Кой-сан, — послышался из-за фусума голос Итакуры, — господин Макиока просит поторопиться.

— Иду, — откликнулась Таэко, раздвигая фусума. — Господин Итакура, если не трудно, придержите мой шлейф, пока я буду спускаться по лестнице.

Тэйноскэ, Сатико и Эцуко гуськом направились вслед за ними вниз. Пробравшись на своё место среди зрителей, Тэйноскэ легонько хлопнул по плечу Фрица, во всё глаза смотревшего на сцену.

— Ты знаешь, кто сейчас танцует?

Фриц всё с тем же выражением напряжённого внимания на мгновение оглянулся, коротко кивнул и снова перевёл взгляд на сцену.

А ровно месяц спустя, утром пятого июля, случилось непредвиденное.

В тот год сезон дождей вообще выдался на редкость обильным. Дожди зарядили ещё в мае и продолжались весь июнь. Они не прекратились и с наступлением июля, когда обычно уже устанавливается солнечная погода. Третьего числа небо снова заволокло тучами, пошёл дождь, не унимавшийся весь следующий день, а на рассвете пятого числа грянул настоящий ливень. Казалось, ему не будет конца, но при этом никому и в голову не приходило, что спустя всего лишь час или два на район Осака-Кобэ обрушится невиданное по своей разрушительной силе наводнение.