Помощь мне была ох как нужна!

— Просил меня друг, чтоб я князей здешних сыскал, из старого рода которые, — повинился я. — Ты, княже, чай, родичей своих помнишь? Так присоветуй мне, как мне разыскать кого-нибудь из старых-то князей?

Даже тот, кто не знал князя Будимира совсем, понял бы в тот миг, что ему эта весть не в радость. При упоминании о старых князьях он потемнел ликом и подобрался в седле.

— Ежели ты князя сей земли ищешь, то ты его уже нашел, — отрывисто бросил он. — А ежели кого еще разыскать надумал, то вот мой сказ — нет никого. Кто в бою погиб, кто от болезни, а кого старость забрала. Я — ныне князь!

Дружина за его спиной при этих словах подтянулась, невольно равняя строй, и тут я, сам того не ведая, совершил ошибку.

— А Гостомысл-князь? — вспомнил я имя, прозвучавшее на Суде богов, когда обвиняли Ворона за развязанную им усобицу. — Буривоев сын, у которого все сыны погибли, друг друга перебив? Он и его родичи где? Живы?

Мне показалось, что князь Будимир почернел не то от злости, не то от ревности. Но потом он раздвинул губы в улыбке и рассмеялся. Жеребячьим раскатистым смехом зашлась и его дружина.

— Гостомысл-князь? — давясь смехом, переспросил Будимир. — Был такой, как же! Да вышел весь! Нету его более!.. Одряхлел старче, из ума выжил!.. Когда я мальцом был да босиком без порток бегал, держал он землю в руках, помнится. Да с тех пор много воды утекло! Не те ныне времена, гость далекий!.. Да что ты стоишь, — спохватился он и потянулся тронуть меня за локоть, — ты с дороги, чай, да и я спешу на заставу. Едем со мной — по пути побеседуем, а там и загостишь. И не надо тебе будет ни к какому другому князю ехать — у меня останешься!

Право слово, меня радовало приглашение, несмотря на то что сам князь Будимир вел себя странновато. Но я много дней провел в дороге и хотел отдохнуть.

Отказаться сил не было. Уже по тому, как сверкали глаза князя, я понял, что спорить он не хочет и не любит, чтобы ему перечили. Да и дружина его не располагала к спорам. Я принужден был согласиться.

Дорогой Будимир держал меня подле себя, выспрашивая о моем роде-племени и деле с дотошностью хорошего хозяина. Он все упирал на то, что я должен был остаться при нем и не ездить по другим князьям. На мой вопрос, почему так, он ответил коротко:

— Я — земли этой князь. А прочие смуту сеют иль вовсе мои подручные.

Застава, больше похожая на крепостцу лесовиков, тоже была недавно отстроена. Как сказал мне князь, она и селение при ней были пожжены викингами три года назад, так что мало кто из жителей уцелел. Над пленными устроили жестокую расправу. Лишь несколько человек добежали до Ладоги, подняв тревогу. Прочие затаились в лесах.

Воины здесь не теряли времени даром. Почти полсотни мужей моих лет и старше изнуряли себя в борьбе на мечах и врукопашную. Князь Будимир спешился и смешался с ними. Некоторые воины были его знакомцами. Он говорил с ними, хлопал по плечам, сам проверял брони и щиты. По всему выходило, что близок какой-то боевой поход, в котором мне, скорее всего, предстоит участвовать.

Так оно и случилось.

Для нас накрыли столы в дружинном доме, и князь Будимир вместе со своими кметями и мною, еще переждав во дворе, вошел в трапезную. По обычаю, открыв трапезу и плеснув на камни очага пива из турьего рога и бросив во славу Рода хлеба на угли, князь первым отведал мяса и рыбы.

Я здорово проголодался и налегал на угощение с удвоенным рвением. Но аппетит покинул меня, когда я невольно уловил часть беседы между князем и его боярами. Воевода заставы, именем Войгнев, тоже присоединился к беседе.

— Сегодня же гонца шли, — указывал ему Будимир. — Мне Земомысл-старший весть прислал — на снем зовет… Уж в домовину пора глядеть, а он туда же! И внука своего на меня науськивает!

— От стариков этих все зло, — поддакнул воевода Войгнев. — Он никак смириться не может, что Изборск его на поток был викингами взят.

— Раз град твой беден, то какой из тебя князь? — прогудел тихо один из бояр, необхватный в плечах витязь с пегой бородой. Двумя пальцами он мог, казалось, запросто сломать подкову.

— У меня одних торговых лодей полсотни по Нево-озеру ходит! — кивнул Будимир. — Ладога уж вон отстроилась, а давно ли в ней викинги хозяйничали? А Изборск все на ноги встать после разора не может. Да разве ж встанешь с таким-то князем! Прадед Земомысла, сказывают, сам землю пахал! Босой ходил траву коровам косить! Не коню своему любимому, а скотине! Правнук Мирошки Селянина — князь ильменьский! Смех!

— Не он один, — вставил воевода Войгнев.

— Ведаю, — ощерился Будимир. — Вот погодь, Вадима из седла выбью — тогда мало кому со мной спорить захочется!.. Пращуру Избору легче было — окромя старшего брата и спорить о княжении было не с кем! А тут — откуда только повылезло! И всякий род свой от Волха Славеновича считает!.. А наследовать князю Гостомыслу я должен по праву — внук его законный, от дочери Перемиры!..

Я перестал жевать. То ли и впрямь боги зорко следили за мной и позволили прикоснуться к тайне, то ли везло мне несказанно, но я случайно услышал такое, что не подозревал. Ясно было одно — усобица, семена которой были посеяны много лет назад Вороном, продолжалась. Теперь уже не сыновья Гостомысла — его внуки спорили о власти!

— Гостомысла Буривоевича ныне мало кто слушает, — вспомнил тот великан с пегой бородой. Окованный серебром рог он держал как иголку — кончиками пальцев, боясь раздавить. То был ближний боярин князя Будимира, именем Твердята, как его звал Будимир. — Сидит он в своем Новом Городе и сидит, смерти дожидается.

— Поговаривали люди — дурное, мол, семя в роду Гостомысловом, — осторожно вставил воевода Вой-гнев. — Братья друг друга поубивали, сыновцев своих тоже жизни лишили…

— Считаешь, что коль я тоже из его рода, то гниль дедову унаследовал? — прищурился Будимир. — А вот не бывать тому, чтоб дальняя родня у меня власть отбирала! Вадим — да, Храбрым его не зря величали на поле брани. Да только он сидит в своем Белоозере — и пущай сидит! А явится к деду в Новый Город или вовсе сюда — так мы ему покажем, где раки зимуют! Нам же сейчас надо Земомыслово гнездо раздавить, чтоб изборяне не смели и головы подымать, а пуще того — чтоб помогли, коли что, и против Белоозера выйти…

Я уже не мог спокойно сидеть. Не то чтобы меня тронула судьба неведомого мне города и его князей, деда и внука, просто я догадывался, зачем мне нужно было очутиться тут, в Ладоге, на воинской заставе в дружине князя. Усобица продолжалась, и я должен был сделать хоть что-то, чтобы помешать ей! Только как? У богов были явно свои цели, они не спешили открывать мне их. Так что же мне было делать?

Сейчас я думаю, что проще, чем остаться и махнуть на все рукой, придумать было нечего. Но тогда я запомнил только два слова — Новый Город. Где-то там сидел старый князь Гостомысл. Сидел, не зная, что его внук замышляет новую войну против его родичей. Ведь, насколько я понимал, все князья — и Земомысловичи из Изборска тоже — приходились друг другу родней. Стаей, как сказал бы Лесной Всадник. А в стае друг с другом не грызутся.