Он правил лишь год, но уже давно не принадлежал себе.

Когда Рамзес поднялся на колесницу, которой правил Серраманна, солнце клонилось к закату.

— Куда мы едем, Великий Царь?

— В Долину Царей.

— Я обыскал барки, которые сопровождают нас.

— Ничего подозрительного?

— Ничего.

Сард нервничал.

— Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Серраманна?

— Совершенно ничего, Великий Царь.

— Ты уверен?

— Обвинять пока некого.

— Ты узнал, кто этот черный маг?

— Мое мнение ничего не стоит. Лишь факты имеют значение.

— Поехали, Серраманна.

Лошади направились к Долине, вход в которую постоянно охранялся. За день скалы раскалились и теперь дышали жаром. Казалось, что проезжаешь через печь, в которой непременно умрешь от удушья.

Весь в поту, задыхаясь, главный стражник склонился перед фараоном и заверил его, что ни один вор не проник в гробницу Сети.

Но Рамзес направился не к гробнице отца, а к своей собственной. Рабочий день был уже закончен, каменотесы чистили свои инструменты и складывали их в корзины. Неожиданное прибытие властителя заставило смолкнуть разговоры, рабочие встали за надсмотрщиком, который заканчивал свой ежедневный доклад.

— Мы прорыли длинный коридор, ведущий к залу Маат. Могу я показать его вам, Великий Царь?

— Оставьте меня одного.

Рамзес преступил порог своей гробницы и спустился по довольно короткой лестнице, вырубленной в скале, символизирующей путь от солнечного света во тьму. На стенах были выбиты иероглифы, расположенные вертикально, молитвы, с которыми вечно молодой фараон обращался к могуществу света, чьи тайные имена он перечислял. Потом следовали ночь и испытания тайного покоя, которые должно пройти старое солнце, чтобы возродиться утром.

Пройдя через царство теней, Рамзес увидел себя возрождающимся в вечности перед божествами, представшими в потустороннем мире в своем облике. Роспись была великолепна.

Справа находилась зала царской колесницы с четырьмя колоннами. Здесь положат дышло, саму колесницу, колеса и другие части ритуальной колесницы Рамзеса, чтобы она перешла в иной мир, и монарх смог бы перемещаться, поражая врагов света.

Затем коридор становился уже. Он был украшен ритуальными текстами и изображениями мистических сцен открывания рта фараона, перевоплотившегося и воскресшего.

Дальше была скала, лишь немного тронутая инструментами каменотесов. Им понадобится много месяцев, чтобы вырубить и украсить залу Маат и золотой покой, где будет покоиться саркофаг.

Смерть прошла перед глазами Рамзеса, спокойная и загадочная. В языке вечности хватало слов и искусства для отображения всего. Молодой царь отделится в ином мире от своей земной сущности, присоединившись к вечности, чьи законы превышали возможности человеческого понимания.

Когда фараон вышел из своей гробницы, мирная ночь царила над Долиной его предков.

Второй жрец Амона, Доки, бежал к Фиванскому дворцу, где царь пожелал собрать главных лиц управления храма Карнака. Маленький, с выбритым черепом, узким лбом, острым носом и подбородком и с челюстью, похожей на крокодилью, Доки боялся опоздать из-за глупости своего секретаря, не предупредившего его, в то время как он проверял отчеты писца о поголовье стад. Дурак будет сослан на ферму, далеко от благостной жизни храма.

Серраманна обыскал Доки и позволил ему войти в приемную залу фараона. Старый Небу, великий жрец и первый священник Амона, сидел лицом к нему на удобном сидении с подлокотниками. Плечи его были опущены, он положил больную левую ногу на подушку и вдыхал цветочные эссенции из флакона.

— Прошу простить меня, Великий Царь. Мое опоздание…

— Не будем об этом. Где третий священник?

— Он занят очищающими ритуалами в Доме Жизни и желает оставаться там в затворничестве.

— Хорошо. А Бакен, четвертый священник?

— На стройке Луксора.

— Почему он не здесь?

— Он наблюдает за сложной установкой обелисков, если вы желаете, я пошлю за ним…

— Не нужно. Хорошо ли чувствует себя главный жрец Карнака?

— Нет, — усталым голосом ответил Небу. — Я едва передвигаюсь и провожу большую часть своего времени в архивах. Мой предшественник пренебрегал древними ритуалами, я хочу снова возобновить их.

— А ты, Доки, доволен ходом мирских дел?

— Все хорошо, Великий Царь! Бакен и я занимаемся управлением под контролем высокочтимого главного жреца.

— Мои юные подчиненные поняли, что плохая нога не препятствие для острого взгляда, — уточнил Небу. — Дело, доверенное мне царем, будет выполнено без уклонений, и я не потерплю неточностей и лени.

Твердость его тона удивила Рамзеса. Хотя он и казался утомленным, старый Небу крепко держал бразды.

— Ваше присутствие — счастье, Великий Царь. Оно означает, что рождение вашей новой столицы не означает запустения Фив.

— Это не входило в мои намерения, Небу. Какой фараон, достойный своего рождения, смог бы пренебречь городом Амона, бога побед?

— Зачем же удаляться от него?

Вопрос казался упреком.

— Верховному жрецу Амона не пристало спорить о политике Египта.

— Я с удовольствием не буду этого делать, Великий Царь. Но разве мне не пристало заботиться о будущем своего храма?

— Небу может быть свободен. Разве большая колонная зала Карнака не является самой прекрасной и просторной из всех построенных?

— Да пребудет с вами благо, Великий Царь, но позвольте старику попросту спросить об истинной причине вашего присутствия здесь.

Рамзес улыбнулся.

— Кто более нетерпелив — Небу, ты или я?

— В вас горит огонь молодости, во мне звучит голос царства теней. Та малость, что отпущена мне для жизни здесь, не позволяет вести длинные речи.

Столкновение Рамзеса и Небу заставило Доки онеметь. Если главный жрец продолжит говорить с монархом в том же духе, то его гнев не замедлит разразиться.

— Царская семья в опасности, — произнес фараон. — И я прибыл в Фивы в поисках магической защиты, в которой она нуждается.

— Что вы собираетесь делать?

— Основать мой Храм миллионов лет.

Небу сжал трость.

— Я одобряю ваши действия, но сначала нужно увеличить силу Ка, эту силу, обладателем которой вы являетесь.

— Каким образом?

— Закончив храм Луксора, посвященный Ка фараона.