— Если мы будем продолжать в том же духе, твое безумное пари будет выиграно.

— Ты сможешь вести процесс без задержек?

— Конечно.

— Сегодня я хочу увидеть все!

— Тебя ждут лишь приятные сюрпризы. Как себя чувствует Нефертари?

— Царица чувствует себя превосходно, как и наша дочь. Меритамон будет так же прекрасна, как ее мать.

— Ведь они чуть было не умерли?

— Их спас Сетау.

— С помощью своих ядов?

— Он стал знатоком магии и рассеял злые силы, пытавшиеся погубить моих супругу и дочь.

Моис был явно поражен.

— Кто осмелился?

— Мы еще не знаем.

— Нужно быть отвратительным существом, чтобы покушаться на женщину и ребенка, и безумным, чтобы вредить супруге и дочери фараона!

— Я думал, не связана ли эта мерзость со строительством Пер-Рамзеса. Я задел много вельмож созданием новой столицы.

— Нет, это невозможно… Между недовольством и преступлением лежит пропасть.

— А что ты скажешь, мог бы виновником несчастья быть еврей?

— Преступник всегда преступник, независимо от того, к какому народу он принадлежит. Но я думаю, ты на ложном пути.

— Что бы ты ни узнал, не скрывай это от меня.

— Ты перестал мне доверять?

— Я разве сказал это?

— Ни один еврей не решился бы на такое.

— Я буду отсутствовать долгое время. Моис, я доверяю тебе мою столицу.

— Когда ты вернешься, ты ее не узнаешь. Не слишком задерживайся. Нам бы не хотелось затягивать освящение.

Стояли душные первые дни июня, Рамзес праздновал начало второго года своего правления. Целый год прошел с тех пор, как Сети ушел в царство звезд.

Барка царской четы остановилась в Гебель Сильсиле, месте, где сближались две реки. Считалось, что здесь обитает дух Нила, и фараон должен пробудить его, чтобы тот снова стал кормильцем и вызвал прилив.

После совершения возлияния молоком и медом и произнесения ритуальных молитв царская чета вошла в святилище, вырубленное в скале, где царила приятная прохлада.

— С тобой говорил доктор Париамакху? — спросил Рамзес у Нефертари.

— Он предписал новое лечение, которое должно изгнать последние следы переутомления.

— И больше ничего?

— Он скрыл что-то, касающееся Меритамон?

— Нет, успокойся.

— Что он мог мне сказать?

— Мужество не является главной добродетелью нашего доктора.

— В чем он струсил?

— Ты чудом выжила после родов.

По лицу Нефертари промелькнула тень.

— У меня больше не будет детей, не так ли? Я не дам тебе сына?

— Ха и Меритамон законные наследники престола.

— У Рамзеса должны быть другие дети и другие сыновья. Если ты посчитаешь, что меня необходимо отправить в храм…

Царь прижал к себе жену.

— Я люблю тебя, Нефертари. Ты — свет и любовь. Ты — царица Египта. Наша душа навсегда едина, и ничто не сможет нас разлучить.

— Исет даст тебе сыновей.

— Нефертари…

— Тебе это необходимо, Рамзес, необходимо. Ты не обычный смертный, ты фараон.

Прибыв в Фивы, царская чета отправилась на место, где должны будут возвести Храм миллионов лет Рамзеса. Место показалась ему по-настоящему грандиозным, наполненным энергией, питающей одновременно и горы Запада, и плодородную долину.

— Я был неправ, пренебрегая этим строительством, обратившись целиком к строительству столицы, — признал Рамзес. — Предостережение моей матери и покушение, совершенное на тебя и на нашу дочь, открыли мне глаза. Лишь Храм миллионов лет защитит нас от зла, скрывающегося во мраке.

Благородная и блистательная Нефертари обходила обширное пространство скал и песка, казавшееся бесплодным. Как и Рамзес, она наслаждалась близостью с солнцем, лучи скользили по коже, не обжигая ее, даруя свой свет. Казалось, время остановилось, а царица, став божественным воплощением всего сущего, освящала эту землю, ступая по ней.

Вечность опечатывала с каждым шагом великой царской супруги выжженную солнцем почву, уже отмеченную знаком Рамзеса.

Два человека столкнулись нос к носу на капитанском мостике царской барки и замерли. Сетау был ниже Серраманны, но столь же широк в плечах. Их взгляды скрестились.

— Я надеялся, что больше не увижу тебя вблизи царя, Сетау.

— Я не расстроился, разочаровав тебя.

— Ходят слухи о черном маге, подвергнувшем жизни царицы и ее дочери опасности.

— Ты еще не узнал, кто это? Поистине, окружение Рамзеса ни на что не годится.

— Никто не ломал тебе нос?

— Попытайся, если это тебя развеселит. Но опасайся моих змей.

— Это угроза?

— Мне безразлично, что ты думаешь. Каким бы ни был твой внешний облик, пират всегда останется пиратом.

— Если бы ты сознался в своем преступлении, ты сберег бы мое время.

— Для начальника личной стражи ты плохо информирован. Разве ты не знаешь, что я спас царскую дочь?

— Маскарад. Ты весьма коварен, Сетау.

— У тебя извращенный ум.

— В следующий раз, когда ты попытаешься навредить царю, я раскрою тебе череп.

— Твои претензии тебя погубят, Серраманна.

— Хочешь сам попробовать?

— Беспричинные посягательства на друга царя приведут тебя на каторгу.

— Ты сам туда скоро отправишься.

— Я пропущу тебя вперед, сард. А пока мы ждем этого, уйди с моей дороги.

— Куда ты идешь?

— К Рамзесу. По его приказу, я должен очистить место, где будет его храм, от рептилий, живущих там.

— Я помешаю твоим козням, колдун.

Сетау отстранил Серраманну.

— Вместо того чтобы нести чушь, ты бы лучше охранял царя.

Рамзес долго собирался с мыслями в святилище, посвященном его отцу, внутри храма в Гурнахе, на западном берегу Фив. Царь разложил на алтаре гроздья винограда, ягоды можжевельника, сосновые шишки. В этой обители покоя душа Сети жила в мире, питаясь тонким запахом подношений.

Именно здесь Сети объявил Рамзеса своим преемником. Молодой царевич не почувствовал тяжести отцовских слов. Он жил мечтами, в спасительной тени гиганта, чья мысль двигалась подобно божественной ладье через небесные пространства.

Когда на его голову были возложены белая и красная короны, спокойствие наследника трона навсегда покинуло Рамзеса, чтобы столкнуть его с миром, о трудности которого он не подозревал. На ступенях этого храма серьезные и улыбающиеся боги делали жизнь священной, возродившийся фараон почитал их, общаясь с невидимым. Снаружи были люди. Человечество с его мужеством и трусостью, прямотой и лицемерием, щедростью и жадностью. А он, Рамзес, находился в центре этих противоречий и был обязан поддерживать связь между богами и людьми, несмотря на свои желания и слабости.