— Мистер и миссис Хартли? Пожалуйста, пойдемте со мной.

Родители Сэма встали и вслед за доктором вошли в палату чуть дальше по коридору. Конни осталась ждать за дверью, сцепляя и расцепляя пальцы. Приведя в порядок мысли, она приятно удивилась, что Сэм попросил родителей ей позвонить. Обычно ее замкнутость отпугивала людей, мужчин в особенности. Но Сэм… С ним легко и уютно, с ним не надо притворяться. Неужели возможно перед кем-то чувствовать себя свободнее, чем наедине с собой? Конни всегда думала, что только в одиночестве проявляется ее истинное «я». Она вспомнила, как Сэм улыбался, спустившись к ней из-под свода церкви, как принес целую коробку пончиков… У нее сжалось горло.

Дверь приоткрылась, выглянула Линда.

— Конни? — позвала она. — Входи.

Конни, сглотнув, зашла в палату. Майк и Линда стояли у постели, а молодой доктор изучал свой блокнот. На кровати на множестве подушек лежал Сэм с посеревшим лицом. Нога была подвешена на блоках и ремнях, а из голени — черно-фиолетовой — торчали спицы. Конни подошла к изголовью и улыбнулась.

— Здравствуй, — прошептала она.

— Привет, Корнелл… — сказал он усталым голосом, слабо улыбнувшись.

Улыбка больше походила на гримасу. Конни наклонилась и взяла его ладонь обеими руками и, к своему удивлению, почувствовала в его организме смятение и неразбериху из-за сильной и внезапной боли. Тело Сэма все еще сотрясали удары, не находящие выхода, как океанские волны в бассейне. Ошеломленная, она гладила его ладонь, осознавая, что через руки узнает о нем все больше и больше. Между ней и миром словно убрали тяжелый занавес. Это было пугающе и непостижимо. Но сейчас Конни точно знала, что в его страданиях виноват не только и не столько перелом ноги. Нахмурившись, она взглянула на доктора.

— Итак, — начал врач, просматривая карту Сэма, — могу вас обрадовать, что кость благополучно срастется. Организм сильный, скоро мы сможем наложить гипс и отпустить вас домой. Но я должен кое о чем предупредить.

Засунув карту под мышку, он сцепил пальцы под подбородком и смотрел по очереди на Сэма и его родителей. Они ждали. Сэм сжал руку Конни.

— Боюсь, мы должны принять во внимание то, что спровоцировало падение, — сказал доктор.

— О тросе нельзя было забывать! — рявкнул Майк Хартли, а Линда прошептала:

— Майк, не надо, пожалуйста.

— Это не все, мистер Хартли, — невозмутимо продолжал доктор. — Сэм, вы помните, что произошло непосредственно перед падением?

Сэм облизнул губы. Конни видела, как он пытается прорваться сквозь туман отходящего наркоза, который окутывал его мысли. Он кашлянул.

— На самом деле смутно… — начал он, глядя на родителей. — Я уже почти заканчивал купол… — Он сглотнул. — Немного устал… потому что, — он посмотрел на Конни, — плохо спал ночью… Спустился отдохнуть… Выпил воды из автомата, она была какая-то… — он подвигал губами, вспоминая, — …скверная… с привкусом металла… но я не обратил внимания… Я присел на скамью, чтобы отдохнуть с минуту… — Сэм вздохнул, и вокруг глаз собрались напряженные морщинки. — Потом я забрался наверх и стал работать дальше. — Он смущенно остановился. — Все. Больше я ничего не помню.

Он с беспокойством глянул на Конни.

— Вы не помните, как падали? Или как приехала «Скорая»? — настаивал доктор.

— Нет, — ответил Сэм, осознавая серьезность своего положения. — Я даже не знаю, кто меня нашел. — Он посмотрел на родителей. — Кто меня нашел?

Те переглянулись и ничего не ответили.

— Интересно, — сказал доктор, записав что-то в блокноте. Он помолчал, серьезно глядя на пациента. — Сэм, — начал он, — я полагаю, что падение было спровоцировано эпилептическим припадком.

— Что? — воскликнул Сэм, а его мама выдохнула:

— Боже…

Майк положил руки жене на плечи, а Конни посмотрела на Сэма. Его лицо исказилось от отчаяния. Она сглотнула и крепче сжала его руку.

— Иногда перед таким припадком пациент очень часто ощущает то, что мы называем аурой, то есть предвестником приступа, когда происходят радикальные изменения физического восприятия и эмоционального состояния. Изменения в мозге часто приводят к странным вкусовым и обонятельным ощущениям. Например, металлический привкус воды или ваша необъяснимая усталость. Во второй фазе приступа деревенеют конечности, и пациент падает, содрогаясь в конвульсиях. После припадка он ничего не помнит.

Врач продолжал что-то записывать, критически оглядывая Сэма.

— Боюсь, это еще не все. Пока мы оперировали вашу ногу, вы были под наркозом, но за это время у вас случился еще один приступ, сопровождающийся рвотой. К сожалению, антиконвульсивный препарат не помог. Страдал ли кто-нибудь в вашей семье эпилепсией или другими подобными расстройствами?

— Нет, — испуганно ответила Линда и посмотрела на мужа.

Майк стоял, задыхаясь, словно получил в грудь удар камнем.

— Мне о них неизвестно, — подавленно сказал он.

Сэм заерзал на кровати, силясь приподняться на подушках. Конни положила руку ему на плечо.

— Это значит, что он может повториться? — спросил Сэм, ровно глядя на врача.

— К сожалению, вероятность высока.

Линда ахнула, прижав руку к губам.

— Случай не совсем обычный, — продолжал доктор. — Нужно определить, сыграла ли роль генетическая предрасположенность или внешние факторы. Рвота — это серьезно, поэтому необходимо провести дополнительные анализы. Само собой разумеется, что Сэмюэль останется здесь, пока его состояние не стабилизируется. Он рискует во время конвульсий повредить сломанную ногу, а сильная рвота может привести к дегидратации. Пока мы не возьмем ситуацию под контроль, я вас не выпишу.

Родители Сэма переглянулись, посмотрели на врача, а потом на Сэма. Конни сжала его ладонь. Слеза показалась в уголке ее глаза. Она смахнула ее, чтобы Сэм не увидел, что она боится.

— Обычно эпилепсия первый раз проявляется в детстве или отрочестве, но никак не во взрослом состоянии. Кроме того, я пока не нахожу объяснений рвоте, которая, похоже, не зависит от приступов. Тем не менее, — врач улыбнулся, но Конни почувствовала тревогу под маской уверенности, — я искренне надеюсь, что к утру завтрашнего дня мы предложим вариант лечения.

Быстро, по-деловому, пожав всем руки, он вышел из палаты. Конни посмотрела ему вслед, и страх внутри нее разросся в огромный холодный комок.

Она видела, как на яркой цветной фотографии, что врач абсолютно не знает, что делать.

Яйцо с треском раскрылось, вывалившись в подставленную руку. Пальцы раздвинулись, пропуская тягучий белок в толстостенный стакан с водой, и в руке остался упругий шарик желтка. Мерси Дейн понюхала его, перекатывая большим пальцем. Желток был гладкий и теплый, здорового оранжевого цвета, выращенный на пшеничной мякине и высушенных кукурузных зернах. От него исходил приятный запах земли. Мерси опустила желток в маленькую глиняную миску к остальным, поблескивавшим в неярком свете очага. У нее потекли слюнки — из лишних желтков потом можно сделать сладкий крем. Молоко, ржаная мука, немного смородины — как раз на прошлой неделе припрятала — и патока. Вытирая руки, она облизнулась, предвкушая аромат пудинга.