На первый взгляд поразительно, что после всех понесенных ран Гебель все же выжил.

Как бы то ни было, но 29 декабря офицеры полка Кузьмин, Соловьев, Сухинов и Щепилло освободили Муравьева-Апостола в селе Трилессы и на другой день, 30 декабря, вступили в город Васильков, где захватили всё оружие и полковую казну. 31 декабря перед строем был оглашен «Православный катехизис» — прокламация восставших, составленная С. Муравьевым-Апостолом и М. Бестужевым-Рюминым.

Однако далеко не все солдаты-черниговцы выказали желание участвовать в антигосударственном мятеже. 1-я гренадерская рота и почти вся 1-я мушкетерская рота полка вообще отказались участвовать в мятеже. С. Муравьеву-Апостолу не оставалось ничего, как отпустить их. Помимо этих рот от участия в мятеже отказались и сотни солдат других рот. Всего в мятеже приняло участие 970 солдат шести рот при штатной численности пехотного полка того времени в 4 тысячи человек! Поэтому говорить о «восстании Черниговского полка» вообще с военной точки зрения некорректно, можно говорить об участии в мятеже лишь части Черниговского полка. При этом, как и в Петербурге, подавляющее большинство солдат вообще не представляло себе, против кого и зачем их ведут.

Прочитанный им мятежными офицерами «катехизис», призывающий убить царя, вообще поверг солдат в ступор. После этого многие стали просто разбегаться, а другие, поняв, что офицеры от них полностью зависят, пустились во все тяжкие. Кстати, первые грабежи (грабеж квартиры собственного полкового командира и попытка изнасилования его жены) имели место уже в первый день мятежа. Это показывает, что ни С. Муравьев-Апостол, ни его подручные с самого начала не контролировали обстановку.

Уже в Василькове началась грызня между решительно настроенными «объединенными славянами» и трусоватыми членами Южного общества. М.В. Нечкина пишет: «“Славяне” стояли за немедленное, быстрое, решительное действие и за привлечение на сторону военного восстания крестьян. Муравьев-Апостол и его сторонники придерживались выжидательной тактики. С. Муравьев медлил, потому что ждал присоединения других восставших полков под командованием членов Южного общества».

Позднее историки подсчитают, что солдаты, которых вёл С. Муравьев-Апостол, только за сутки в Василькове выпили 184 ведра вина и водки. Перепившись, солдаты начали срывать с офицеров эполеты, грабить мещан и евреев. Глумясь, вытащили из гроба столетнего старика, плясали с трупом посреди толпы перепившихся собратьев-революционеров. Беспрерывное пьянство продолжалось с первого и до последнего дня мятежа Черниговского полка. Те, кто был потрезвее, начали понемногу разбегаться, вначале солдаты, а за ними и офицеры. Следовательно, иного выхода у С. Муравьева-Апостола и его подельников, как поить солдат, просто не было. Протрезвев, всё воинство разбежались бы. Из Василькова повстанцы двинулись на Житомир, стремясь соединиться с частями, где служили члены Общества соединенных славян, но, избегая столкновения с превосходящими силами правительственных войск, повернули на Белую Церковь.

В селе Мотовиловка, куда привел солдат Черниговского полка С. Муравьев-Апостол, у мятежников начался полный разброд. К этому времени стало совершенно ясно, что мечты о присоединении к ним других полков уже не осуществятся. Солдаты сразу же принялись грабить крестьян, продолжилось повальное пьянство. Роты Черниговского полка фактически вышли из повиновения. Вчерашний регулярный полк стремительно превращался в неуправляемую банду мародеров.

Чтобы сохранить власть, С.И. Муравьев-Апостол двинул полк дальше, толком и сам не зная куда. Следом за бредущими полупьяными солдатами ехали сани с награбленным добром. А потому вовсе не случайно, когда встретившийся у деревни Устимовки 3 января 1826 года отряд генерала Гейсмара дал залп картечи, вся солдатская ватага разбежалась во все стороны. При этом разъяренные черниговцы сами похватали толкнувших их на мятеж офицеров и, отлупив, передали в руки властям.

После мятежа Черниговский полк был полностью переформирован. 1-я гренадерская рота, как единственная оставшаяся на стороне правительства при мятеже, в полном составе была переведена в гвардию. В ходе Русско-турецкой войны черниговцы реабилитировали себя, отличившись во многих сражениях и заслужив почетные знаки на шапках, тогда же реабилитированный полк был за боевые отличия переименован в пехотный фельдмаршала графа Дибича-Забалканского полк. Любопытно, что спустя несколько лет А. Пушкин планировал создать повесть о мятеже Черниговского полка, написав даже небольшой пролог о некоем прапорщике, едущем «в местечко В.» (Васильков) в мае 1825 года. Этот текст известен как «Записки молодого человека».

Мы уделили достаточно много место мятежу Черниговского полка в силу его близости к Южной армии. А также в силу того, что в нём принимали участие масоны Южного общества. При этом отметим, что наряду с вооруженными мятежами в Петербурге (гвардия) и под Киевом (1-я армия), во 2-й армии, несмотря на обилие активных декабристов во главе с их идеологом Пестелем, никакого мятежа так и не произошло. Причиной тому была исключительно грамотная деятельность генерала де Витта! Именно он инициировал арест Пестеля, который полностью парализовал мятежников 2-й армии.

Известный историк декабристского движения М.В. Нечкина так описывает обстоятельства ареста несостоявшегося зятя де Витта полковника Павла (Пауля) Пестеля: «Южное общество и соединившееся с ним Славянское общество напряженно ожидали восстания. Южные декабристы узнали о смертельной болезни императора Александра I раньше, чем в Петербурге. Фельдъегери из Таганрога в Варшаву проезжали через южную станцию Умань и сообщили декабристу Волконскому, что император при смерти. Кроме того, южане раньше узнали и о доносах на тайное общество, поданных покойному императору. Было ясно, что в сложившейся обстановке междуцарствия обязательно произойдет выступление тайного общества. По принятому ещё ранее решению, первым должен был выступать Петербург. И лишь после сигнала из Петербурга, при известии, что восстание в столице не разбито, а имеет хотя бы первый успех, должны были выступить южные войска. В обстановке междуцарствия Пестель и его товарищи напряженно ждали вестей с севера. Но вести не приходили. Было решено, что Пестель и Барятинский при первом известии о столичном восстании выедут в Петербург и восстание на юге пойдет под руководством Сергея Муравьева-Апостола. Сведения о доносах заставляли предполагать возможность арестов. Сергей Муравьев-Апостол стоял на той точке зрения, что начало арестов само по себе является сигналом к восстанию. “Если хотя бы один член будет взят, я начинаю дело”, — писал Сергей Муравьев-Апостол Пестелю.

Ожидая событий, Постель позаботился о сохранности “Русской Правды”: её укрыли в местечке Немирове, у майора Мартынова, затем в Кирнасовке, у братьев Бобрищевых-Пушкиных и Заикина. Конституционный проект должен был понадобиться: его, по планам декабристов, надо было публиковать во всеобщее сведение в начале восстания, и поэтому надо было сохранить его любой ценой.

В этот напряженный момент “Русскую Правду” приходилось не только скрывать от правительства, но и беречь от представителей правого течения. Охладевший к обществу Юшневский настойчиво требовал уничтожения “Русской Правды”. “Я важную вещь имею вам сообщить, — говорил спешно прискакавший от него в Кирнасовку доктор Вольф, — скорее велите сжечь бумаги Пестеля”. Но Бобрищевы-Пушкины решили, что “крайней опасности ещё нет”, и отказались уничтожить рукопись; однако для успокоения Юшневского и его сторонников распустили слух, что уже сожгли “Русскую Правду”. Ночью они зарыли её недалеко от Кирнасовки “под берег придорожной канавы”. Она была вырыта лишь в 1826 г. во время следствия над декабристами.