— Пожалуй, — согласился я.

— И Бет сказала: колдовской огонь. Не драконий.

— Не думаю, что о побеге дикого дракона кричали на всю округу. А ей вовсе незачем знать, что случилось на самом деле.

— Рок, люди не умеют лечить ожоги от нашего огня, — тихо сказала она. — Мама говорила. Отец тоже ей говорил: ничего страшнее драконьего пламени люди еще не придумали. Рука обгорит — придется отрезать руку. Не заживет, никогда. А если весь человек — точно умрет. Может, не сразу, но умрет. Отец говорил маме: таких убивали, чтобы не мучились. Потому что по-другому помочь не выйдет.

Мне доводилось общаться с людьми с драконодрома, я упоминал, и у многих были внушительные шрамы от ожогов. Но как знать, каким огнем были причинены эти раны? Обычным, от оружия, колдовским или драконьим? Если даже последним, то…

— А на драконах ожоги от собственного огня заживают?

— Конечно. Иначе бы нас давно не осталось.

Сходится. Я уже думал о том, что часть тех моих знакомцев были драконами в человеческом обличье. Раз так, то им вражеский огонь вредил меньше, чем людям.

— Бет сказала — есть какое-то колдовство, чтобы Тродда спала, — добавила Кьярра. — И в столице помогут. Думаешь, ей соврали?

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — кивнул я, — но чтобы проверить, от чего пострадала Тродда, нужен чародей. Я не могу определить причину ожогов по внешнему виду и тем более понять, какие именно амулеты задействует Альтабет.

— Зато я могу. Узнать ожоги.

— Попробуем договориться с Альтабет, — решил я, поразмыслив. — Тайком лучше не соваться. Я придумаю легенду… Скажем, ты ощущаешь страдания чародейки, тебе от этого плохо спится, и ты хочешь удостовериться, что она еще жива… Пойдет?

— Наверно, — после паузы ответила Кьярра. — Я тоже буду думать. Чтобы знать, что я чувствую.

Прозвучало это угрожающе. Во всяком случае, мне так показалось.

Наутро я взял с Кьярры обещание сидеть тихо и никому не отпирать дверь, пока я не вернусь, оставил ее наедине с плотным завтраком, а сам отправился в вагон-ресторан.

Как я и предполагал, Альтабет была там, вкушала утреннюю трапезу и, завидев меня, приветственно помахала рукой.

— Присоединяйтесь, прошу, — пригласила она, когда я поздоровался. — Вы один?

— Конечно. — Я огляделся и понизил голос: — Вы же понимаете, госпожа Суорр, что Кьярру нельзя выпускать на люди.

— Может быть, наоборот, в обществе она скорее приучится вести себя как подобает?

— Сомневаюсь. Скорее, примется громко отпускать замечания в адрес присутствующих, ходить между столиками, брать и пробовать, что вздумается… Ей совершенно чуждо понятие о приличиях, я упоминал.

— Это не самое страшное, — уверенно сказала Альтабет. — В приютах, которые находятся в ведении обители, мне доводилось видеть и более запущенных детей. Большинство из них — те, чье поведение было обусловлено лишь отсутствием воспитания, а не болезнью разума, — вскоре научились вести себя пристойно.

— Вы занимаетесь благотворительностью?

— Нет, господин Рокседи, — улыбнулась она, взяла крохотную булочку и принялась намазывать ее маслом. — Я ведаю финансами, вы помните? И считаю своим долгом посещать приюты, чтобы убедиться — выделенные обителью средства пошли именно на те цели, для которых были предназначены, а не осели в карманах служащих.

— Когда речь идет о ремонте и покупке необходимого, проверить это легко, если вы разбираетесь в деле и знаете цены, — сказал я и тоже принялся за еду, благо мне как раз подали заказанное. — Вся эта цифирь только кажется скучной, однако таит в себе поистине бескрайние возможности…

— Рада, что вы это понимаете, господин Рокседи. Вы… Я вчера не поинтересовалась вашим родом занятий…

— Я торговец и посредник, — ответил я. — Строительный лес, «Рокседи и партнеры», не слыхали?

— Нет, не доводилось, — покачала она головой.

— Ну, я торгую не в столице, там свои поставщики. Однако на жизнь мне более чем хватает, и даже эта нежданная обуза не пробьет брешь в моих финансах. Вот только пришлось оставить дело на управляющего, и теперь гадай, справится он или нет! — Я покачал головой. — Но, госпожа Суорр, я просто не мог препоручить ее кому-либо. Слухи мгновенно распространились бы, а я все-таки надеюсь избежать огласки — это может мне повредить… Если удастся сбыть девчонку чародеям, я буду счастлив!

— Не стоит так говорить о племяннице, — укоризненно сказала Альтабет. — Девочка ведь не виновата ни в том, что уродилась особенной, ни в том, какими методами ее воспитывали.

— Да, последнее — всецело вина покойной сестры, но о мертвых — либо хорошо, либо ничего…

— Либо правду, — завершила она, чем изрядно меня удивила. Мало кто знает окончание этой поговорки. — Конечно, у нее были причины так поступить, но результат… удручающий, уж простите.

— За что же? Все так и есть. Удивительно, что Кьярра хотя бы говорить умеет! И даже считать, правда, только до тысячи, — вздохнул я.

— А грамоте она обучена?

— Буквы знает и разбирает самые простые слова. Но это по ее уверениям, а мне было недосуг проверять, правду ли она сказала.

— Ну, не все еще потеряно. — Альтабет хотела успокаивающим жестом коснуться моей руки, но я вовремя потянулся к масленке.

Необходимость отказаться от перчаток, пусть даже временно, выводила меня из себя: все кругом ощущалось слишком остро, резко, на грани переносимого.

— Я тоже надеюсь на это, госпожа Суорр, — ответил я. — Знавал я людей, которые выучились читать и писать уже взрослыми и в итоге сделались успешнее сверстников, которых с раннего детства пичкали науками.

— Жизненный опыт бесценен, — кивнула она. — Но это не случай Кьярры. У нее нет ни жизненного опыта, ни образования.

— Точно так. Придется нанимать ей учителей или платить чародеям, чтобы сами занимались с нею, но… — Я вздохнул как можно тяжелее. — Сперва нужно, чтобы она подпустила к себе хоть кого-то постороннего! В особенности — чародея.

— Вы говорили, что девочка их опасается, но… неужели она настолько хорошо их чувствует? — нахмурилась Альтабет.

— Да она их за день пути чует! Я еще в Талл аде пригласил к ней лекаря-чародея — просто убедиться, что она здорова и сможет перенести дорогу, — так она чуть гостиницу не разнесла, стоило ему подойти к двери.

— Странно… Если она жила с родителями в глуши, то откуда ей знать, как отличить чародея от обычного человека?

Вопрос был каверзный, и ответа на него у меня не имелось. Что ж, мне даже играть не пришлось.

— Кьярра сразу сказала, что в этом поезде есть чародей, — сказал я. — Теперь не знаю, что и подумать… Не заманивала же их моя сестра в чащу леса, чтобы научить дочь чуять колдовство? С нее бы сталось…