Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После него пришла очередь репортера «Геральд де Пари», затем – корреспондента «Фигаро», затем – нескольких русских офицеров. «Любезность этого человека, которого мы с таким удовольствием изображали затворником, поистине безгранична», – написал корреспондент «Фигаро». Уилбур Райт переживал великолепные времена.
«Вчера в толпе присутствовала королева Италии Маргарита», – написал Уилбур 9 октября. «Вы позволили мне стать свидетельницей самого удивительного зрелища, которое я когда-либо видела», – сказала она ему. «Принцы и миллионеры слетаются к "Флайеру" как мухи на мед», – добавил он, зная, что Кэтрин это понравится.
Вполне очевидно, что женщины находили его очень обаятельным. Одна исключительно привлекательная парижанка, жена известного политика, довольно свободно и подробно рассказала репортеру о своих впечатлениях от встречи с Уилбуром с условием, что ее имя не будет упомянуто.
Она признала, что ее первое впечатление о нем было не слишком благоприятным.
«Мистер Райт показался мне несколько грубоватым и резким. Его лицо было неподвижным и очень суровым. Но когда он заговорил, завеса суровости спала. Тембр его голоса был теплым и слегка вибрирующим. Яркие глаза светились умом и добротой, взгляд источал исключительное обаяние… Он смотрел в глаза собеседника прямо и честно, а твердое пожатие жилистой крепкой руки многое говорило о его характере и темпераменте… Он показался мне одним из самых замечательных мужчин, которых я встречала».
Закончив испытательные полеты, проведения которых требовал французский синдикат, Уилбур, согласно условиям соглашения, приступил к подготовке первого из трех французских авиаторов. Это был граф Шарль де Ламбер, стройный блондин, аристократ русского происхождения, 43 лет от роду. Он владел английским языком и сразу понравился Уилбуру. На аэроплане установили второй комплект рычагов, и граф занял место справа от Уилбура. Американец сидел, зажав руки между коленями, готовый в случае необходимости взять управление на себя.
Сейчас стремление Уилбура к совершенству оказалось как никогда важно, потому что после крушения Орвилла любое происшествие было бы воспринято совершенно иначе, чем раньше. Груз ответственности стал еще тяжелее. Побыть наедине с самим собой он мог, только выехав на велосипеде куда-нибудь за город. «Как я скучаю по Китти Хок», – написал Уилбур Октаву Шанюту.
Французский аэроклуб планировал устроить в честь Уилбура самый грандиозный банкет в своей истории. На нем американец должен был получить золотую медаль клуба и приз в размере 5000 франков (1000 долларов). Дополнением к этому была золотая медаль от Академии спорта. «К моменту возвращения домой у меня будет целая коллекция безделушек», – писал Уилбур брату Рейчлину. Он говорил, что куда больше ценит дружбу со многими добрыми жителями Ле-Мана.
Когда несколько месяцев назад Уилбур приехал в город, то не знал там никого. Теперь же у него появилось много хороших друзей среди людей, с которыми он познакомился. Кажется, что все дети в радиусе 10 километров приветствовали его, когда он проезжал мимо на своем велосипеде. Они вежливо снимали кепи, улыбались и говорили: «Бонжур, месье Райт».
«На самом деле они единственные (кроме моих близких друзей), кто знает, как произносить мою фамилию, – рассказывал Уилбур Рейчлину. – В основном люди произносят ее как "Вриихт" с ужасно рычащим "р". А во многих местах меня называют по имени "Виилбарэ"».
Устроенный аэроклубом банкет состоялся в Париже вечером 5 ноября 1908 года в зале Автомобильного клуба на площади Согласия. Сообщалось, что «прекрасно освещенный» зал был богато украшен «растениями и букетами». Присутствовали 250 гостей, в основном мужчины в смокингах, и среди них почти все главные действующие лица французской авиации – Леон Делагранж, Луи Блерио, Альберто Сантос-Дюмон, Эрнест Арчдикон, а также Леон Болле, Харт Берг и граф Шарль де Ламбер. Среди гостей выделялся прославленный инженер-строитель Октав Шанют. Из немногих женщин следует выделить Эдит Берг.
Военный оркестр исполнял бравурные мелодии, а рассевшиеся по своим местам гости изучали меню. Торжественный ужин состоял из роскошных блюд: йоркской ветчины со шпинатом, жареного фазана с крутонами, картофельного салата по-русски и ананасового мороженого.
Все отвечало поводу – проявление национальной гордости и элегантного вкуса времени и признание чрезвычайно многообещающего поворотного пункта в истории.
В речи по случаю вручения золотой медали президент аэроклуба говорил об огромных переменах в общественном мнении во Франции и в мире в целом, произошедших с тех пор, как Уилбур Райт начал демонстрационные полеты в Ле-Мане. Он вспомнил, как Уилбур и его брат переживали периоды насмешек и унижений, равные которым редко встречались в истории научных исследований. Но теперь Франция, наконец, демонстрирует свое признание их заслуг.
«Уилбур удостоился долгих оваций, после чего министр общественных работ Луи Барту произнес «прочувствованную поздравительную речь», особенно превознося Уилбура и Орвилла за то, что «благодаря своей целеустремленности, уму и упорству они создали одно из самых великих изобретений человеческого гения… Мистер Райт никогда не терял мужества и не колебался даже перед лицом подозрений. Братья Райт вписали свои имена в историю человечества как великие изобретатели».
Затем состоялась фотосъемка. Наконец, Уилбур поднялся со своего места во главе стола. Его слова переводил барон д´Эстурнель де Констан:
«От своего имени и от имени брата я благодарю вас за оказанную нам честь и за сердечный прием.
Если бы я родился в вашей прекрасной стране и вырос среди вас, я не мог бы ожидать более теплого приема, чем тот, что я встретил. Когда мы не знали друг друга, мы не были уверены друг в друге; сегодня, когда мы познакомились, все иначе: мы верим друг другу, и мы – друзья. Я благодарю вас за это. Энтузиазм, который сопровождает меня, я рассматриваю не просто как благодарность в адрес определенного человека, а как свидетельство признания идеи, которая всегда глубоко волновала человечество. Иногда я думаю, что желание летать подобно птицам – это мечта, которая досталась нам от наших предков, которые в доисторические времена во время своих изнурительных переходов по бездорожью с завистью наблюдали за птицами, свободно летящими в воздухе, не замечая препятствий. Всего десять лет тому назад все надежды на то, что мы сможем летать, почти рухнули и даже то, во что я твердо верил, оказалось под сомнением. Теперь я могу признаться, что в 1901 году я сказал своему брату Орвиллу, что люди не смогут летать еще лет 50. Через два года мы уже летали самостоятельно. Эта демонстрация моей несостоятельности в качестве пророка настолько поразила меня, что с тех пор я не доверяю себе и воздерживаюсь от любых предсказаний – как это хорошо известно моим друзьям из прессы. Но заглядывать слишком далеко в будущее нет необходимости – мы уже знаем достаточно, чтобы быть уверенными в том, что оно будет прекрасным. Давайте только поторопимся и откроем ему путь.
