Мой космический корабль.

А что, звучит очень неплохо. Заманчиво. Так что очень трудно не поддаться соблазну.

— И тогда…

— Никаких «тогда», мой знакомый человек. Ты допустил ошибку, и твои аргументы биты. Все до одного.

— Все-все?

— А разве не так?

— Нет. У меня в запасе есть еще один.

— Какой именно? Ну-ка выкладывай его без утайки, без проволочек. Могу поклясться, что его ждет судьба всех предыдущих.

Антон сделал паузу.

Будь у него еще время все обдумать, вероятно, этот спор можно было бы и выиграть. Но времени нет. И он, конечно, будет биться до последнего, но что это даст? В логике его противник явно сильнее, тут и спорить не о чем. И уже сейчас ясно, что та мелочь, которую можно выложить в качестве аргумента в споре, будет без раздумий опровергнута.

Значит, сейчас нужно привести какой-то другой аргумент, не связанный с логическим мышлением, а нечто, способное заставить космолетуна действовать нужным образом. Некий довод… И на придумывание его осталось одно мгновение, не больше.

В общем, не пора ли сдаться, признать свое поражение и не ломать голову над неразрешимой задачей — с помощью слов заставить работать на себя космолетуна, если он не должен это делать…

Утопия.

— Я жду. Либо ты выкладываешь свой последний, коронный довод, либо я прерываю разговор с тобой. Ты знаешь, мне это сделать легко.

Ну вот, пора!

Что же делать? Что сказать? Какой довод привести?

Соломинка! Та самая, за которую хватается любой утопающий. Терять было нечего, и Антон, увидев ее, тотчас ухватился. А начав говорить, он вдруг почувствовал, что дело не только в отчаянии. Он ощутил неизвестно откуда взявшуюся полную, абсолютную уверенность, что корабль ему подчинится. Не может не подчиниться. Обязан.

— Мне кажется, что ты нагородил всю эту кучу объяснений, аргументов и логических доводов только для того, чтобы скрыть свою слабость. Я думаю, ты просто не в состоянии выполнить мою просьбу и не способен сделать хоть что-то без команды с главного пульта, даже под угрозой больших неприятностей.

Он сказал это, и сразу же его уверенность испарилась без следа. Более того, ему стало стыдно, каким жалким лепетом прозвучали его слова. Попытка взять космолетуна самым примитивным образом на «слабо».

Чушь собачья! Позорище!

Космолетун засмеялся.

— Так дешево меня еще никто купить не пытался, — сказал он. — Думаю, и в будущем такого наглеца просто не отыщется. Ну, ты и деятель!

Мятеж.

Он мысленно произнес это слово, попробовал его на вкус, словно оно было неожиданно появившейся новой составляющей стандартного, всем надоевшего рациона.

И вот она, эта составляющая, как и прочие, завернутая в саморазогревающуюся и саморастворяющуюся после использования оболочку, ждет, когда ее попробуют и, поразившись непривычным вкусом, разразятся одобрительными возгласами. Через неделю она, конечно, приестся и ничего, кроме скуки, не будет вызывать. Однако пока-пока…

Мятеж.

А почему бы, собственно, и нет? Что в этом такого? И разве подобное не в обычаях преследователей? Да полно, стоит только вспомнить происходившее прошлым летом на «Дмитрии Федотове» или заварушку среди эскадры преследователей, вознамерившейся захватить остров Жизнерадостных кроликов? Не говоря уже о свирепой резне на борту «Глаза дракона», в результате которой его команда так поредела, что корабль едва дошел до гавани.

Ну, конечно, если мятеж не удастся, то Морган его без всякой жалости прикажет повесить. И что? Разве в любом бою у него нет таких же примерно шансов погибнуть от шальной пули?

Сколько угодно. Причем именно сейчас эти шансы даже меньше. Ему подчинены все абордажные команды. А «румыны» пойдут за ним без рассуждений. И если они, забаррикадировавшись возле двери на Землю, сумеют удержаться там достаточно долго, давая возможность найти прячущийся сейчас экипаж корабля, а также заставить его выполнять все приказания, мятеж можно будет считать удавшимся.

Кто помешает ему закрыть дверь, соединяющую его с Землей, и попытаться захватить какую-нибудь планету? Никто. А «румыны», конечно, будут сдерживать атакующих столько, сколько нужно. На то они и «румыны». До последнего момента избегают драки, но, если чувствуют хорошую поживу, одолеть их не может никто.

Вот только сначала нужно убить этих самых дроков. А после… А после начнется его, лично его игра. И уж тут он некоему авантюристу кое-что припомнит. Только бы тот кинулся в атаку лично.

А уж он прикажет «румынам» захватить его живьем. Обязательно — живьем.

Сахо плотоядно улыбнулся.

Судьба на стороне дерзких. А тому, кто всю жизнь выполнял чужую волю и кому это надоело хуже горькой редьки, дерзости не занимать.

Ей-ей, не занимать!

Он принюхался.

Пахло просто мерзко.

Ну еще бы. Если учесть, что в метре от него два воина вовсю работали лучевиком, прорезая дыру в предпоследней преграде. За ней должен быть зал, а там — второй проход справа, может быть еще одна преграда, которую придется убрать, и они у цели.

Пахло.

Но в запахе сгорающей плоти корабля не было даже намека на жареное мясо. А вот какой-то неприятной химией явно воняло.

Получается, это на самом деле не плоть, а какой-то ее заменитель. Или мясо инопланетян пахнет не так, как на Земле? Вот так незадача. Выходит, там, на других планетах, не удастся даже и поохотиться, чтобы зажарить хороший шашлычок.

Шашлычка ему захотелось… Ладно, там наверняка есть целая куча и других развлечений. А специально за шашлыками он может заглянуть и на старушку-Землю.

Последняя мысль командиру абордажников понравилась. Может быть, он, кроме всего прочего, станет еще и королем Земли? Так ли трудно это сделать, если удастся подчинить себе такую силу, как корабль небожителей?

— Ходу, парни, ходу, — подогнал он орудовавших лучевиком. — Если мы опоздаем, мало не покажется. Живыми не уйдем. А вот если успеем, добычи хватит на всю оставшуюся жизнь.

— И девочки? — спросил один из воинов.

— Сколько угодно, — ответил Сахо. — Любых. Ты сможешь даже составить себе гарем. Штук тридцать тебе хватит?

— Тридцать? Хватит, конечно.

— Ну вот и получишь. А наскучат, будешь меняться с товарищами. Можно даже не глядя, гарем на гарем.

— Не глядя? Это — круто.

— А как ты думал. Теперь все будет круто. Надо только захватить корабль и суметь не отдать его разным там трусам, не рискнувшим на него сунуться, побоявшимся за него пролить кровь. Так, как это сделали мы.