Именно поэтому он был не рядом с Дядюшкой, а стоял возле двери на корабль, и разговаривал с дроком по имени Свон, который здорово походил на человека. Если бы только не острые, как у животного, уши.

Вдруг он все-таки йеху? Да нет, не может такого быть. Откуда там, вверху йеху? Они водятся только на Земле.

— А потом? — спросил дрок. — Что вы делаете потом, после того как ракул попадет в ловушку?

— Самое главное, не дать рыбам-манипуляторам, которые у него заменяют руки, освободить своего хозяина. Если успеешь их опередить и пристрелить, то ракул никуда не денется. Хвосты и плавники у них вкусные, если их хорошо приготовить.

— Насколько я понял, эти ракулы, они разумные?

— Люди, которыми они питаются, — тоже.

— Ах, вот как. Некий круговорот?

— Жизнь. Всем нужно выживать.

— Ну да, ну да, всем нужно выживать. Основной закон развития. Выжить любой ценой. Кстати, как тебе удалось заставить космолетуна на себя работать?

Антон насторожился.

А вот это уже не пустая болтовня. Этот вопрос не случаен. Как на него ответить? Что говорил Дядюшка-волк? Если не можешь сообразить, выгодно тебе врать или нет, отвечай правду. И надейся, что кривая вывезет.

Вывезет?

Антон пожал плечами:

— Имеет ли это большое значение?

— Имеет. Твоим методом может воспользоваться кто-то другой, и не с самыми добрыми намерениями. Вдруг его применит какой-нибудь враг? В общем, я должен принять необходимые меры.

— Ах, вот как…

— Рассказывай, не тяни время.

Делать было нечего, пришлось рассказать.

После того как он закончил, дрок хмыкнул и прокомментировал:

— Ну, ты и деятель.

Волчонок сообщил:

— Космолетун сказал примерно то же самое. А потом он добавил, что поскольку другого такого наглеца ему больше не попадется, то в благодарность за доставленное удовольствие согласен один раз отступить от правил. Он сказал, что один раз можно отступить от любых правил, для того, чтобы получить надлежащий урок и более никогда правила не нарушать.

— Вот как… — пробормотал дрок.

Кажется, он был растерян, словно человек, столкнувшийся с существом, которое в принципе не может существовать.

Антон чувствовал угрызения совести.

Его рассказ явно будет иметь какие-то не очень приятные для космолетуна последствия. И может быть, стоило соврать? Но как? И не получится ли хуже?

— Я не думаю, что еще кто-то сможет повторить мой трюк, — сказал он дроку. — Для этого надо обладать чувством юмора и осмелиться его проявить.

— То есть ты пытаешься защитить космолетуна? — уточнил его собеседник.

Правду, настоящую правду, как говорил Дядюшка-волк.

— Пытаюсь. Мне не стоило это делать? Я только навредил?

— Не надо беспокоиться. Все в свое время выяснится.

Сказано это было с каким-то отстраненным видом, словно дрок как раз в этот момент обдумывал что-то постороннее, что-то не относящееся к их разговору.

Антон подумал, что если бы не видел, на что способны в бою дроки, то посчитал бы этого человека с остроконечными ушами не очень серьезным. Однако видел. И тот, кто умеет не просто хорошо драться, а дерется так, что все время оказывается на самой выигрышной позиции, так, что ни одно его движение не пропадает даром, наверняка просчитывает любую ситуацию в мгновение ока. Поэтому его столь долгая задумчивость, по идее, должна означать, что он решает какую-то очень сложную задачу. Такую, с которой он сталкивается нечасто.

Теперь бы еще знать, что она имеет отношение к космолетуну. Как ему все-таки помочь?

Волчонок вдруг понял, что испытывает чувство вины перед живым кораблем. Получается, уговорив разбудить дроков, он его чем-то подставил. Может быть, не только его, а все корабли? Но ведь решение, в конце концов, тот принял сам? Он знал, на что идет. Он принимал правила игры, он готов был заплатить за свой каприз надлежащую цену.

Откуда тогда эти угрызения совести? Странно. Или во время их разговора было еще нечто, о чем он даже сейчас пытается забыть? Некое воздействие, оказанное им на… Да нет, не было этого, не было ничего странного и необычного. Корабль просто восхитился его наглостью и в порядке исключения отступил от правил.

А вдруг все-таки?..

Дрок прилепил на горло крохотный серебристый квадратик и быстро заговорил, причем на языке, который универсальный переводчик не смог перевести. Или он просто сломался?

Антон прислушался.

Как раз в этот момент неподалеку, переговариваясь, прошли два выживших в схватке ящера. Их разговор был ему совершенно понятен. Они обсуждали, когда надо будет выключить какое-то прыг-поле, и, похоже, склонялись к мысли, что это надо сделать тотчас, как на борт корабля вернется последний из его команды, включая, конечно, и дроков.

В общем, тут все было нормально. Почему же он не понимал языка, на котором говорил его собеседник? Потому, что этот язык не поддавался переводу? Или потому, что в универсальном переводчике есть некие ограничивающие программы, запрещающие это делать?

Становится все чудеснее и чудеснее. Что дальше?

Выговорившись, дрок застыл, словно его ломом по голове хватили, и стоял так с полминуты, потом что-то буркнул, потом еще, и снова завелся не менее чем на минуту.

Антон подумал, что тут все ясно. Вот с кем его собеседник может совещаться? С другим дроком? И о чем они говорили? Может быть, о том, что надо проверить его рассказ? Скорее всего, так.

Получается, сейчас тот, второй дрок займется этой проверкой, примется за корабль, а первый… что должен делать первый? Правильно. Он, скорее всего, как ни в чем не бывало продолжит беседу и станет тянуть время, дожидаясь результатов проверки.

Ну вот, все просто, как манная каша.

— Не волнуйся насчет корабля, — сказал дрок, теперь уже на нормальном, известном универсальному переводчику языке. — Все выяснится. А вообще, космолетун прав. Такого, как ты наглеца, еще поискать.

Он даже улыбнулся, вполне по-человечески, искренне, душевно. Однако Антон этой улыбке не очень поверил. И глаза… Какая-то у дрока в глазах мелькнула подозрительность. Мелькнула и тотчас пропала, спряталась глубоко, глубоко.

Дрок сказал:

— Между прочим, то, что ты рассказывал об охоте на ракулов, очень, очень интересно. Давай ты мне еще о ней расскажешь? Меня это очень интересует.

…А еще могут напасть живущие в соленой воде ядовитые пиявки. То, что они способны лишить тебя некоторого количества крови, то, что самые крупные из них, безжалостно орудуя зубами, прежде чем отлепиться, выпилят из твоего тела кусок мяса, беда, но не такая большая, как их яд. Он действует не сразу, и пораженный им может еще несколько дней жить, будучи уверенным, что более ему ничего не угрожает. Яд начинает действовать, когда оставленная пиявкой рана уже слегка подживает, и действует самым коварным образом. Поначалу укушенный всего лишь слегка сходит с ума, а вот потом…