– Не знаю, – отвечает Луис.

Впервые в жизни я испытываю леденящий душу страх. Впервые в жизни я осознаю, насколько хрупка свобода.

Элиза

Пабло ушел, поцеловав меня на прощание. Он ушел воевать, а я снова осталась одна. Когда рядом со мной никого нет, я надеваю на палец подаренное им кольцо, а в остальное время ношу его на цепочке под одеждой.

До нас долетают слухи о боях, но я не получаю от Пабло никаких писем, и никто не приезжает в Гавану с весточкой от него. Он ушел на войну, а я осталась дома дожидаться его возвращения. Сейчас они воюют в Санта-Кларе, я с жадностью жду любых новостей. Я пытаюсь подслушать разговоры отца, просматриваю газеты в поисках упоминаний о сражениях. Мой брат тоже уехал, и я содрогаюсь от одной мысли о том, в какую беду он может попасть и что грозит им обоим. Может, мне нужно было уйти с Пабло? Я не могу представить себе, что живу не в Гаване, и в то же время я ужасно скучаю по нему. Я разрываюсь между зовом сердца и голосом разума, между любовью и верностью.

Наступило Рождество. Мы, как обычно, встречаем его за праздничным столом – на столе жареный поросенок, черные бобы и рис, флан[12] на десерт, шампанское льется рекой, а разговоры не касаются политики. Собралась большая семья – тети, дяди, двоюродные братья и сестры, бабушки и дедушки – дом заполнен представителями семьи Перес. Мы вчетвером выстраиваемся в ряд на гигантской мраморной лестнице в прихожей. На нас надеты лучшие наряды, а наши родители сияют от гордости несмотря на то, что здесь нет нашего брата, который тоже должен быть на семейной фотографии.

На следующее утро мы с сестрами толпимся перед рождественской елкой и открываем подарки, а родители потягивают кофе и снисходительно улыбаются.

Я всегда, сколько бы лет мне ни было, любила Рождество. Этот праздник кажется мне волшебным. Он словно стирает все, что было, и предвещает начало новой жизни, в которой все будет хорошо. Но в этом году…

Они где-то сражаются. Пока я лакомлюсь жареной свининой, а моя семья потягивает французское шампанское, Пабло и Алехандро находятся неизвестно где. Может быть, они в Санта-Кларе? Или где-то в горах, на побережье, в сельской местности?

Когда мы посещаем рождественскую службу, я сижу на скамье Гаванского собора, сложив руки и склонив голову в молитве. Я даже не знаю, о чем теперь молиться. О том, чтобы мятежники добились успеха, а Батиста пал? Или о том, чтобы мятежники проиграли, а все осталось так, как есть? Единственное, что неизменно в моих молитвах и о чем я постоянно думаю, – это о том, чтобы с ними ничего не случилось. Если Бог сохранит жизнь Пабло и Алехандро, все остальное я смогу перенести.

Новый год мы празднуем в доме друга семьи в Мирамаре. Зал забит битком представителями высшего общества Гаваны, но я замечаю, что некоторые семьи отсутствуют. После полуночи по залу проносится:

– По радио передают, что войска Гевары захватили Санта-Клару.

Я вздрагиваю, нетронутое шампанское выплескивается из моего бокала. Рядом со мной замирает Беатрис.

Мы одеты в дизайнерские платья, привезенные из Нью-Йорка, которые для нас заказала мама несколько месяцев назад. Наши юбки из органзы скользят по полу бального зала, наши драгоценности сияют под светом яркой люстры. Изабелла танцует с Альберто, Мария сидит в углу со своими друзьями, Анна стоит рядом с Беатрис.

Ропот нарастает.

– Кто-то видел машины, груженные чемоданами, по дороге в аэропорт.

Беатрис хватает меня за руку, впиваясь ногтями в кожу. Мой взгляд устремляется к родителям, стоящим в противоположном конце комнаты. Я словно маленькая девочка, нуждающаяся в их утешении и в заверении, что все будет хорошо.

Я вижу, как мать побледнела, а лицо отца стало мрачным.

– Батиста объявил о своих планах покинуть страну, – слышу я чей-то голос. – Он забирает с собой больше сотни советников и друзей.

И вдруг мне стало понятно, почему не все сегодня здесь, в этом зале – нет знакомых лиц, нет детей, с которыми я играла. Меня охватывает паника – если то, что говорят, правда, то мы остались за кормой.

Ропот превращается в крик.

– Президент Батиста бежал из страны! Да здравствует свободная Куба!

В этот момент становится очевидна степень раскола в нашем обществе. Одни встречают новость о том, что Батиста бежал, бросив нас на растерзание Фиделю и его людям, с таким восторгом, который доказывает, что все это время они притворялись. Они склонялись перед нами, а их сердца переполняла ненависть. Другие стоят в безмолвии – они парализованы пронизывающим до костей страхом.

Моя мать первая начинает действовать. Она собирает нас в тесный круг и говорит:

– Нам нужно вернуться домой. Сейчас.

Я не помню ни одного случая, когда бы мать указывала отцу, что нужно делать. Сегодня это впервые, и у меня не остается сомнений в том, что теперь она глава семьи.

Оркестр начинает играть, люди ликуют и танцуют, бокалы с шампанским поднимаются в воздух, но никто из нас не произносит ни слова. Я следую за Изабель, держа за руку Марию, и с каждым шагом сердце сжимается все сильнее. Нам требуется несколько минут, чтобы пробиться сквозь толпу, ошалевшую от полученных новостей и выпитого алкоголя. Как будто они решили, что в промежутке между бегством Батисты и прибытием Фиделя, пока Куба находится без правителя, они успеют извлечь из этого максимум пользы.

Но, пробираясь сквозь толпу, я встречаю выражение страха и отчаяния на лицах. Я не единственная, кто переживает эти чувства.

Что теперь с нами будет?

Марисоль

На следующий день я проснулась, с волнением предвкушая предстоящую поездку.

Сегодня мы едем в Санта-Клару, и я не могу дождаться встречи с Магдой. Утром, когда мы пили кофе в номере, Луис обнимал меня за талию. Мы целовались. Я позвонила Магде и сообщила, что мы скоро приедем. От эмоций в ее голосе у меня комок подступил к горлу. Не могу поверить, что скоро с ней встречусь.

Мы вышли из отеля и направились к машине. Луис открыл мне дверцу, затем обошел автомобиль и устроился на водительском сиденье. Несколько попыток запустить двигатель, несколько молитв, произнесенных шепотом, несколько ласковых поглаживаний приборной доски, и двигатель, наконец, оживает.

– Мы сможем добраться до Санта-Клары?

Он усмехается и пожимает плечами.

– Скоро мы это выясним.

После нескольких слов в честь Девы Марии двигатель набирает обороты, машина трогается с места, и мы выезжаем на дорогу.

Я изо всех сил стараюсь отогнать от себя беспокойные мысли о нашем будущем. О том риске, которому подвергает себя Луис, когда публикует свои записи. О той опасности, которую я привнесла в его жизнь.