Вайолет Хант встречала его там — «печального на вид человека, когда он уговаривал своего сына запустить свою крошечную игрушечную лодку или когда его катали в лодке по озеру». Она часто видела и Александру, направлявшуюся на ванны, «одетую в черное, в жемчугах… Ее лицо было как трагическая маска….надменная, удрученная. Она выглядела как очаровательная клоунесса, нет, теперь уже вряд ли очаровательная — болезненная тень королевы»[525]. В одном из городских магазинчиков, витрины которого были полны венецианского стекла, она снова встретила Николая с Алексеем. Оба внимательно разглядывали какое‑то искусное изделие:

«Я видела его лицо сквозь прекрасное прозрачное стекло, в этом лице не отражался ужас, ибо он был храбрым человеком, но в нем сразу же читалось подспудное подведение итогов, резюме совокупного мучения всех царей из этого рода, в которых сознательно метили, чтобы уничтожить их. Его дед — его дядя — и вот теперь маленький сын, которого было даже не видать за прилавком и кому предназначено было и дальше исполнять эту ужасную роль в чудовищном гнойнике российской монархии!» [526]

Вполне возможно, что Николай был обеспокоен. Во время его пребывания во Фридберге пришла новость о государственном перевороте в Португалии 5 октября и свержении конституционного монарха Мануэла II. Это было еще одно предупреждение: ведь отец Мануэла, как и дед Николая, был убит (в 1908 году). Одной даме довелось увидеть реакцию Николая на сообщение об этом. Разносчик газет зашел в курортное здание, когда они пили там чай. «Царь, казалось, побелел и, видимо, был очень потрясен». Протянув мальчику монету, он прочитал новость с начала до конца: «Я могла видеть по его лицу, как она на него подействовала. В его глазах был испуг, временами — даже отчаяние. С некоторым усилием он подавил свои чувства и понял, что на него пристально смотрят любопытные. Сделав вид, как будто ничего не случилось, он пошел к ожидавшему его автомобилю»[527].

Во Фридберге к этим двум монаршим семьям присоединились еще несколько родственников: принц Греции Андрей, его жена Алиса и двое их дочерей, Маргарита и Теодора; сестра Александры Виктория Баттенбергская и ее муж Людвиг, а также их дети Луиза, Георг и Людвиг. Две другие сестры Александры также ненадолго приезжали к ним: Ирэна с мужем принцем Генрихом и их двумя мальчиками, Сигизмундом и Вальдемаром, у которого была гемофилия, а также вдовствующая великая княгиня Элла, которая недавно приняла постриг и основала в Москве монастырь. Одета она была в самую элегантную серую рясу и монашеский апостольник и выглядела, как Елизавета, благочестивая героиня оперы Вагнера «Тангейзер».

Сестрам Романовым очень нравилось общаться со своими кузенами Луизой и Людвигом, которого, впрочем, все обычно называли Дики. Хоть ему в то время было только десять, Дики навсегда запомнил своих двоюродных сестер. Позднее, уже лорд Маунтбеттен, он отчетливо вспоминал их: «Они были очаровательные и ужасно милые, даже прекраснее, чем на фотографиях». Он был совершенно покорен третьей сестрой: «Я был просто помешан на Марии, был твердо намерен жениться на ней. Она была просто восхитительна»[528]. Все четыре девочки были, на его взгляд, неотразимо прекрасны: «Они, казалось, становились все красивей и красивей с каждой нашей встречей»[529].

Из Англии приехала и тетя девочек, двоюродная сестра Александры, Тора — вместе с Эмили Лох. Уже на следующее утро после их прибытия Ольге с Татьяной не терпелось пройтись с ней по магазинам Наухайма, ювелирные которого буквально притягивали их, как и в Каусе. Они вернулись из Наухайма на следующий день и «позволили императрице проверить всю охапку покупок, которую они привезли оттуда», как вспоминала Эмили. Однако в Наухайме их повсюду сопровождали большие толпы любопытных, и девочки были лишены возможности потратить все свои карманные деньги, которые в январе этого года им было положено Александрой получать по 15 рублей в месяц[530].

Во Фридберге все четыре сестры, по‑видимому, с удовольствием играли со своими кузенами в детские игры — в «диаболо»[531] и «мячик на веревочке»[532], игру для двоих участников с мячом, который привязан на веревочке к столбу. Они много катались в парке в экипажах и на велосипедах, а Алексей был рад поиграть с двумя сыновьями Эрни, Георгом Донатусом и Людвигом, и катался на велосипеде. Его вел Деревенько, велосипед был со специально оборудованным сиденьем.

Они совершили также несколько поездок на автомобиле вместе с царем (которому нравилась быстрая езда), устраивали пикники в густых загородных лесах. Для девочек это была редкая возможность пообщаться и поиграть с кузенами своего возраста, даже Николай как‑то раз позволил себе расслабиться. «Он выглядел счастливым, как школьник на каникулах»[533].

Девочки всем показались вежливыми и заботливыми, на окружающих произвело приятное впечатление, как добросовестно «они старались поддерживать за столом беседу с одним из придворных»[534].

После того как семья провела более месяца в Бад‑Наухайме, они переехали в Вольфсгартен, где еще в течение трех недель побыли с Эрни и его второй женой Онор. Здоровье Александры улучшилось. Доктор Георг Гроте, который следил за ее здоровьем в Наухайме, не нашел никаких органических признаков болезни сердца, но подтвердил, что состояние здоровья императрицы вызывает настолько серьезное беспокойство, что «если бы она не занимала столь высокий пост, то ее следовало бы отправить в санаторий, строго ограничив круг лиц, с которыми ей рекомендовалось общаться, только двумя сестрами милосердия для обеспечения ухода за ней». «Она принимает на себя слишком многое, — как сказал Грот, — и скрывает от всех свои страдания»[535].