…Рассказ Фредегара (и постоянно перебивавшего его Робина) длился довольно долго – пока воинство Старого Хрофта собирало по окрестным деревням дань свиньями, бычками, овцами и прочей живностью. Селяне, бледные от пережитого ужаса – мертвяки кое-где успели до них добраться, – без разговоров делились.

Древние закусывали.

Отец Дружин, сидя под старым дубом, прихлёбывал пиво, с готовностью выставленное деревенскими. Невысоклики пристроились рядом, на здоровенном корне.

– Значит, ученики Аэтероса пошли, чтобы преградить дорогу Водителю Мёртвых… – сумрачно проговорил Старый Хрофт. – Что ж, они уже в Валгалле. Надеюсь, тамошний мёд им придётся по вкусу. Однако скажи мне ещё, Фредегар, ученик Хедина, скажи о лекаре Фиделисе! Я никогда не слыхал ни о ком с подобными способностями. Слишком уж сильно напоминает…

Невысоклики переглянулись.

– Он говорил о себе, как о враге Спасителя.

– Мало ли, кто чего говорит!

– Он помог нам…

– Спаситель и не на такое способен. Что для Него какие-то мёртвые или живые, если Он спасает мир за миром!

– Мы не чуяли фальши в нём, – осторожно возразил Робин.

– Мало кто видит фальшь в Спасителе, ибо Он именно таков, каков есть. Что ж, у Дальних нашлись некие срочные дела в иных местах, а Его они оставили нам.

Ветер шевелил ветвями дуба, нёс с лугов медвяные запахи, перекрывавшие запах тлена с недальнего поля боя; Старый Хрофт сидел, опершись спиной о ствол, прикрыв глаз, дышал медленно и глубоко, наслаждаясь этим внезапно наступившим покоем. Они выиграли битву, великой ценой, но остановили Водителя Мёртвых, невесть как оказавшегося в одной упряжке со Спасителем, но…

Исчезновение Дальнего. Так долго и тщательно выстраивать этот план с ним, Отцом Дружин, и так внезапно всё бросить. Это пугало – когда твой противник выкидывает что-то совершенно неожиданное, самое время оглянуться: не появился ли у тебя за спиной новый враг?

Половинчики почтительно молчали. Хорошо их вышколил бог Хедин, славные они у него, верные и храбрые, несмотря на малый рост. Придутся ко двору в его Валгалле – к тому же непревзойдённые повара, а готовить, похоже, предстоит на многих и многих. И желательно поразнообразнее, чем это было в старом Асгарде.

– Моё воинство не сможет шастать по городам, – проговорил наконец Старый Хрофт. – Я отправлюсь с вами и посмотрю в глаза этого… лекаря Фиделиса. А потом мы отправимся на встречу со Спасителем. Мешает он Дальним или нет, главное, что он мешает нам.

* * *

Город встретил их мрачно и настороженно. И пахло здесь не мёдом с лугов, не радостным разнотравьем, а нечистотами и по́том, а ещё – тревогой и страхом.

Низкие серые тучи наползли с моря, опускались всё ниже, почти к самым шпилям, словно крышка гроба. Громче и громче кричали знакомые уже проповедники, и, казалось, они повсюду, на каждом перекрёстке, на каждом рынке и возле каждой корчмы.

Старый Хрофт шагал рядом с невысокликами, возвышаясь над ними, словно башня. Видавший виды плащ развевался за плечами, на голову Отец Дружин нахлобучил вечную свою широкополую шляпу.

Возле одного из вещавших они задержались.

Бледное лицо, ввалившиеся щёки, безумные глаза; сухие и потрескавшиеся губы, трясущиеся руки, осипший голос. Коричневый монашеский балахон обтрёпан понизу, босые ноги в пыли.

– Покайтесь! Покайтесь, несчастные! – взывал он, даже не думая останавливаться.

– Роб, это тот или другой? – вполголоса спросил Фредегар.

Проповедники казалась похожими, словно братья; и больше всего роднил их лихорадочный, полубезумный блеск в глазах.

– Не важно, – ответил Старый Хрофт вместо половинчика. – Они живы, но притом и мертвы. Спаситель по-прежнему скован некими законами, видно, пока не в силах их отбросить.

Монах вперил в них блуждающий взгляд; он смотрел словно бы сквозь и Отца Дружин, и невысок-ликов.

В отличие от предыдущего, этот проповедник не попытался с ними заговорить.

– Идёт! Идёт туча огненная, грехами вскормленная! Мёртвых она будит, голодных и злобных! Нет от них спасения, столь велико число их!..

– На погосте храмовом их и впрямь изрядно было, – проворчал Фредегар.

– А Фиделис всех упокоил!

– Вот на него-то я и погляжу, – проворчал Отец Дружин.

Монах взывал, и, надо сказать, к нему прислушивались.

– На равнине, на полуночь – чудища да твари невиданные пасутся!..

– На дороге, что в Хедебю, – скелет бродит! Свояк сейчас примчал, весь белый, за один день поседел!..

– Не о том ли я вам вещал?! – возвысил голос монах. – И я, и братья мои, смиренные Спасителя нашего слуги?..

– И во храме, говорят, жуть творилась – мертвяки из земли полезли…

– А жрецы их вроде как упокоили…

– Да не жрецы, а Спасителя братия!..

– Точно говорю, они, сыновец мимо ходил, своими ушами слышал!..

На перекрёстке собиралась толпа. Остановилась телега, возчик, разинув рот, слушал проповедника.

Тоскливо взвыл пёс, получил палкой по хребту, с визгом бросился наутёк. Отчаянно замяукал сидевший на заборе пушистый кот, вскочил, выгибая спину. По сточной канаве бежал мутный поток, плыли крысиные трупы.

– Да что же тут творится-то, а? – пробормотал Фредегар, кладя руку на эфес.

Старый Хрофт стоял, надвинув на лицо широкую шляпу.

Безумие захватывало толпу, ещё более заразное, нежели Чёрная Смерть.

– Каюсь! – вдруг взвыл какой-то худо одетый мужичонка, явно из тех, что пробавляются при торжищах случайными заработками – принеси-унеси. – Каюсь, Спаситель наш, и к Тебе припадаю!

Взвыл и рухнул на колени, задёргался, забился.

За ним – какая-то баба, в добротной свитке; и ещё одна, и могучий кузнец – толпа валилась на колени перед иссушённым монахом, словно им всем подрубили ноги.

Робин дёрнулся было, но Отец Дружин только покачал головой.

– Не с этими биться надо. Где там ваш лекарь?..

…«Ваш лекарь» нашёлся в таверне, той самой, где последний раз сходились все вместе ученики Аэтероса, прежде чем большая их часть отправилась в последний бой. Румяная молодка держала младенца на руках, улыбаясь, кормила грудью; сам же Фиделис осматривал сидевшего перед ним мастерового с застарелым свищом на локте. Рядом стоял другой, с таким изумлённым видом щупая челюсть, словно только что вновь её обрёл.

– Вот он, лекарь…

Старый Хрофт шагнул внутрь, приподнял шляпу, вглядываясь.

И врачеватель тоже тотчас остановился, ланцет в его руке замер.

– Погоди, досточтимый, – проговорил он миг спустя ровным голосом. – У меня больной.