оставались едва заметные точки, которые из-за количества и плотности расположения создавали на смуглой коже серый налёт.

— Эй, так не пойдёт! — возмутилась гномиха. — Убирай!

Совершенно не представляя, как это сделать, запаниковавшая мастерица подумала, что волоски необходимо удалить с корнем, но не выщипывать же по одному!

— Воспользуйся пудрой, — подсказала Пилинэль, судорожно вспоминая, какие травы могут помочь вытравить щетину, не оставив ожогов.

Чуть осветляя кожу, на грубоватое лицо ровно легла косметика, и желавшая сменить расу дева заулыбалась:

— Теперь я ему точно понравлюсь. Только помогите мне затянуть талию, чтоб, как у тебя, красуля!

Эльфийки переглянулись. Ему? Кто же этот счастливчик?

***

Решив, что сидеть в покоях, заперев двери, во время собственной свадьбы неправильно, Оэруиль вышла во двор. Было ясно: до приезда родни можно развлекаться, как угодно, потому что муж всё равно занят своими делами, посвящать в которые супругу не планирует.

Обнаружив во дворе в тени деревьев и беседок в основном влюблённые парочки, дочь лорда Каленовэ отправилась на площадь, где под звуки многочисленных дудок пели и плясали девушки гномьего и эльфийского рода.

— Как хотела меня мать, — басовито горланила наполовину седая коренастая женщина, прыгая в обнимку с заметно нетрезвой подругой, собрав вокруг себя широкий хоровод, — да за первого отдать. 

А тот первый — он какой-то нервный!

Ой, не отдай меня, мать!

Оэруиль заулыбалась, подошла ближе и тут же оказалась втянутой в круг танцующих.

— Как хотела меня мать 

Да за другого отдать. 

А тот другий ходит до подруги!

Ой, не отдай меня, мать!

Как хотела меня мать 

Да за третьего отдать. 

А тот третий, что в поле ветер!

Ой, не отдай меня, мать!

Заметив выходящего из дворца Макалаурэ, только приехавшие Туркафинвэ и Куруфинвэ Атаринкэ помахали брату в знак приветствия. Увидев гномов, Тьелпе сразу же присоединился к безудержному веселью, среди гуляющих отыскались знакомые и знакомые знакомых, что стало веским поводом налить эльфу огромную чарку крепкой медовухи.

— Как хотела меня мать 

За четвёртого отдать. 

А четвёртый ни живой, ни мёртвый!

Ой, не отдай меня, мать!

— Долго ещё они собираются это петь?! — скривился Туркафинвэ, блистая в тусклых лучах закатного солнца, затмевая собой небесное светило. — Это кошмар! Пойдём отсюда.

— Предпочитаешь, чтобы спел я? — хитро заулыбался Макалаурэ, наблюдая, как племянник, согнувшись пополам, танцует в обнимку с юной рыжей бородачкой.

— Чтоб вас всех Намо запер у себя! — прошипел беловолосый Феаноринг. — И меня тоже, но подальше от вас.

— Питьвэ не приедет, — подал, наконец, голос Куруфинвэ, оторвавшись от созерцания выпивающего вторую чарку сына, — у него скоро ребёнок родится. Зато Тэльво хотел о чём-то важном переговорить с гостями Карнистира. Хочет посоветоваться насчёт крепости на скале. Говорил, хочет узнать, как проверить надёжность породы.

— Это ему до-орого будет стоить, — вздохнул Макалаурэ, вспомнив разговор с Морифинвэ. — Разорится с такими помощниками и будет не только обездоленным, но и нищим. Зато в крепости.

— Как хотела меня мать 

Да за пятого отдать. 

А тот пятый — пьяница проклятый!

Ох, не отдай меня, мать!

Посадив на плечи играющую на губной гармонике гномиху, Тьелпе, приплясывая, подошёл к Феанорингам и, смеясь, повлёк отца в хоровод. Смерив злым взглядом весёлую толпу, Туркафинвэ быстрым шагом направился во дворец. Макалаурэ последовал за ним.

— Как хотела меня мать 

Да за шёстого отдать. 

А тот шёстый мал да недорослый!

Ой, не отдай меня, мать! — продолжала песню гномиха, подмигивая эльфам. — Как хотела меня мать 

Да за сёмого отдать. 

А тот сёмый — пригожий да весёлый —

Он не схотел меня брать!

Оэруиль взяла волынку у решившей отдохнуть и выпить эля гномихи, и заиграла на удивление красиво и гармонично.

— Она умеет пользоваться нашим инструментом! — ахнули с восхищением гостьи из Ногрода.

Куруфинвэ-младший захлопал в ладоши, и вдруг перед ним появилась разодетая пышноволосая девушка с красиво заплетённой бородой.

— Ты прекраснее всех, кого я видела! — сообщила гномиха, блистая украшениями. — Давай потанцуем.

Подумав, что обычно таким образом знакомятся юноши, Феаноринг опустил глаза, чтобы убедиться — перед ним леди, ведь такая пышная грудь не может быть у мужчины. Заметив взгляд на декольте и поняв это, как заинтересованность, бородачка просияла.

— Называй меня Изумрудик, — вцепилась в эльфа гномиха, слегка двигаясь в такт музыке. Сильные руки девушки, стискивавшие талию Курво, спустились ниже, пальцы сжались.

— Изумрудик, что ты делаешь! — попытался вырваться Феаноринг, но не привыкшая к отказам любимая дочка славного гнома не отступала. Сняв с шеи один из кулонов с причудливой формы необработанным сапфиром, девушка сунула драгоценность в руку Куруфинвэ.

Мысль о том, что можно было бы создать из этого камня, сделала взгляд мастера теплее, любопытство творца отразилось на лице, и гномиха торжествующе подпрыгнула.

— Вот ещё подарок! — предвкушая победу, воскликнула Изумрудик, потащив ожидающего удобного для побега момента эльфа к скамейке, где гуляющие сложили вещи. Порывшись в огромной сумке из мягкой кожи с чешуйками, девушка вытащила красивый кинжал и вручила Феанорингу.

Сразу представив ценность вещи, Курво попытался отказаться.

— Бери! — приказала Изумрудик. — А то по роже получишь!

С трудом удержавшись от язвительного «Не допрыгнешь», сын Феанаро с умилением посмотрел на подарок.

— Знаешь, чья это работа? Это сам Телхар выковал! Потомок великого оружейника древних королей и битв! Самый известный ногродский мастер! У каждого на слуху! Цени мою щедрость, красавчик! Отец говорит, что этот ножик разрежет даже железный забор! — похвалилась гномиха. — Поэтому должен служить мастерству. А я считаю, этот симпатичный кинжальчик создан, чтобы послужить любви!

Поняв, что эльф сейчас снова попытается сопротивляться, девушка погрозила кулаком.

— Я вернусь! — заявила она. — И найду тебя!

***

Макалаурэ не обратил бы внимания на резвящихся в коридоре дворца мальчишек, понарошку стреляющих друг в друга из игрушечных луков, прячась за обмотанными тканью колоннами. Возможно, и вовсе бы не заметил детей, если бы вдруг не прозвучал очень знакомый голос. Изумлённо обернувшись, менестрель увидел черноволосого эльфёнка, со злой гримасой на личике колошматившего провинившегося в чём-то приятеля. Теперь знакомым казался не только голос, и сын Феанаро по привычке осмотрелся: нет ли рядом канделябра или чего-то ещё, что любил использовать в качестве аргументов в спорах маленький Морьо.

Одёрнув себя, вспомнив, что страшный в гневе братик давно не ребёнок, ещё раз