– Только не морочь мне голову тем, что я сам виноват! – огрызнулся Трапезников, тоже переходя на «ты» и остро чувствуя, как уходят секунды, складываясь в минуты, а Женя все еще остается под водой. – Можно подумать, эта тварь, – он мотнул головой в сторону колдуна, – не сделала все для того, чтобы я опоздал! Давай так: считаю до трех и стреляю.

– Стреляй, – покладисто согласилась Раиса. – Но кто тогда выведет женщину на берег? Если будешь нырять сам, ты найдешь только труп… если вообще сможешь найти!

Трапезников прищурился:

– Хорошо. Тогда я буду стрелять в него. Сначала в руки, потом в ноги, потом в его поганую башку. Выстрелил бы в сердце, хотя, подозреваю, подобный орган для этой пакости не был предусмотрен.

Он говорил спокойно, внешне хладнокровно, хотя сам не чувствовал даже подобия спокойствия, а кровь так и кипела.

Лицо Раисы смялось выражением отчаяния и ужаса, но тотчас сделалось таким же спокойным, каким Трапезников его видел раньше, еще когда привозил сюда Валентину.

– Ну что же, стреляй в него, но этим ты меня уж точно не заставишь себе помогать.

Боже ты мой, а что, если Раиса спит и видит, чтобы Верьгиза кто-нибудь прикончил? Что, если она ненавидит его и мечтает от него избавиться?!

Но нет – Трапезников помнил, что ласково она называла его «сынок», «мой сыночек». Трапезников удивился, но Раиса объяснила, что была няней Верьгиза с самого детства, так что он ей дорог как сын. А раз так, она не может желать ему смерти. И потом это выражение горя и ужаса, которое на миг исказило ее лицо… Значит, сейчас она блефует. А почему? Рассчитывает, что у Трапезникова сдадут нервы? Рискованно. Или тут еще что-то?

Неужели… неужели Алик Фрунзевич был прав?.. В это трудно поверить, трудно решиться проверить, но делать нечего – придется!

Трапезников, не сводя ствола с Раисы, сунул руку в карман куртки и достал зловещий колышек. Занес его, склонившись над неподвижным телом Верьгиза:

– А как насчет этого?

Раиса пошатнулась так, что Трапезников даже дернулся невольно – поддержать ее. Но она каким-то чудом устояла и уставилась на него выкаченными глазами, что-то шепча побелевшими губами.

Трапезников, ей-богу, пожалел бы ее, если бы у него осталось еще что-то человеческое по отношению к этим нелюдям. Он только прикрикнул:

– Ну!..

Раиса поняла, что промедление смерти подобно, с явным трудом овладела собой и, как могла быстро, в спешке заплетая нога за ногу, ринулась к реке, замерла у кромки воды и протянула руки к серой глади. Зажмурилась, что-то забормотала, и Трапезников с замиранием сердца увидел, как по гладкой воде пошла рябь.

Точно так же было, как из вод Лейне появилась Валентина! Неужели сейчас…

Волны расступились; показалась женская голова, облепленная короткими мокрыми волосами. Женя выходила из воды с закрытыми глазами, спокойным лицом. Она была обнажена, и Трапезников почти нечеловеческим усилием воли укротил приступ яростного желания. Попытался напугать себя, представив, что лежит с Женей, как лежал с Валентиной, а из ее щеки выползает эта гадость… но не смог. В смысле, не только червяка не смог представить, но себя и Женю в одной постели, и это его вдруг огорчило до сердечного спазма. Хотя сейчас вовсе не до эротических фантазий и страданий, и это еще мягко сказано!

Женя была уже на берегу. Остановилась около Раисы, чуть покачиваясь, безвольно свесив руки вдоль тела. Глаза были по-прежнему закрыты.

– Что с ней такое? – прохрипел Трапезников, вдруг впав в панику: спасать человека, находящегося в бессознательном состоянии, мягко говоря, затруднительно.

– Она еще с жабой, – выдала Раиса. – Жаба еще с ней.

Ужас прошлепал по спине мягкими ледяными лапами… жабьими лапами!

Трапезников прокашлялся:

– Короче, так. Если хочешь, чтобы твой сыночек остался жив, быстро разбуди Женю. И свои эрзянские народные сказки будешь кому-нибудь другому рассказывать.

Он перевернул бесчувственного Верьгиза на спину и приставил кол к его сердцу. Или к тому месту, где оно теоретически должно находиться… ну, с левой стороны груди, там трепыхалось, туда Трапезников и приткнул окровавленный конец кола. Занес кулак, потом подумал, пошарил вокруг взглядом и подтянул к себе увесистый камень. При этом он видел себя словно бы со стороны и тихо ужасался: а вдруг Раиса опять воспротивится?! Неужели он сможет убить – вот так, таким ужасным, диким образом, причем убить не разъяренного вампирюгу с окровавленной пастью, а безоружного, лежащего без сознания человека?..

Трапезников не знал!

К счастью, Раиса не дала ему времени на эти опасные раздумья. Дрожа, бросила в его сторону полный ненависти взгляд, подскочила к Жене, схватила ее за плечи, тряхнула с силой и крикнула странным, завывающим голосом:

– Варма пуви! Модаватракш, илязо пеле! Ава, сыргок, вельмек![19]

Женя резко вскрикнула и открыла глаза. Сначала взор ее был мутен, лицо растерянно, однако вот она осмотрелась осмысленно, шарахнулась от Раисы, потом увидела Трапезникова, торопливо прикрылась руками, встала вполоборота, испуганно косясь на него.

Сквозь пальцы сквозила ее грудь, нервно вздымался живот под локтем…

Какой это там импотент говорил про неуместность эротических фантазий?! Сейчас Трапезников с небывалой охотой воплотил бы их в жизнь, несмотря на обстановку, крайне к тому не располагающую!

Похоже, и объект его фантазий не оказал бы сопротивления… Во всяком случае, Женя вдруг ахнула, всплеснула руками, забыв об осторожности, повернулась к нему и воскликнула:

– Боже мой! Я вас знаю! Я вас видела, видела… Вы…

– Александр Николаевич… – начал он рекомендоваться издалека – наверное, от удивления, но Женя перебила:

– Александр Николаевич?! Да ведь вы Трапезников! Вы Трапезников?!

– Он самый, – изумленно кивнул тот. – А вы меня откуда знаете-то?

– Я вас видела… – снова сказала она, но запнулась, и у Трапезникова возникло необычайно четкое ощущение, что Женя хотела сказать: «Во сне».

Но это уж ты хватил, брат! Ведь не в любовном романе дело происходит!

– Впрочем, это неважно, – отмахнулась Женя и брезгливо указала подбородком на Верьгиза: – Он жив?

– Пока, – сообщил Трапезников. – Вы против?

Женя на миг отвела глаза:

– Я его боюсь и ненавижу, но не желаю ему смерти. Послушайте, мы должны как можно скорее уходить отсюда. Бежать! Но мне надо одеться. Где мои вещи? – повернулась она к Раисе. – Где мой крестик и образок? Где мой жакет, в его кармане был дневник!

– Пойди в дом да поищи, – посоветовала Раиса с глумливым выражением.