— Он признался?

— Пока нет, но поверьте, он признается… со временем. А если нет, не имеет значения. У нас достаточно улик для приговора.

— Я вам не верю.

Эйдан Фрейзер улыбнулся Оскару.

— Вы поверите, Оскар. Обязательно… — инспектор отступил в сторону и пригласил нас войти. — Заходите, давайте выпьем по бокалу вина. Не будем забывать, что мы друзья.

Он провел нас по коридору в гостиную. Было немногим больше шести часов вечера. Глаза Эйдана блестели, движения наполняла энергия, которой я не видел с нашей первой встречи, произошедшей несколько месяцев назад.

— У меня есть вино, которое вас обязательно соблазнит. Мы все знаем, Оскар, что вы способны противостоять всему, кроме искушения! Я припас ваше любимое охлажденное мозельское, как вы говорите, comme il faut.[91]

— Вы меня ждали? — осведомился Оскар, оставив пальто на вешалке в коридоре и следуя за нашим возбужденным хозяином в гостиную.

— Нет, — рассмеялся Фрейзер. — Я ждал прихода Конана Дойла, он тоже очень любит мозельское!

— Артур должен прийти? — переспросил Оскар, немного смягчаясь. — Я рад.

— Увы, — ответил Фрейзер, — я его ждал, но он не приедет. — Инспектор налил каждому из нас по бокалу бледно-зеленого вина. — Артур только что прислал телеграмму, что задерживается в Саутси — вспышка кори. Плохая новость для заболевших и хорошая для его отощавшего банковского счета. Ужасно досадно, они с Туи собирались вместе с нами в Париж.

— В Париж? — удивился Оскар. — Вы покидаете страну?

— Только на неделю. Un petit séjour,[92]не более того. Немного весеннего Парижа.

Оскар сделал маленький глоток вина.

— Только шотландец может считать дождливый день в конце января весной, — заметил он.

— Мы отправляемся туда из-за того, что в понедельник день рождения Вероники, — добавил Фрейзер. — Уверен, что Роберт не забыл эту дату.

Я не забыл. У меня уже был приготовлен манускрипт одного из моих любимых стихотворений прадедушки: «К чужим, в далекие края…».

— У мисс Сазерленд день рождения тридцать первого января? — спросил Оскар, когда Фрейзер вновь наполнил его бокал. Я заметил, что глаза Оскара бегают по комнате. — Любопытное совпадение, не так ли?

— Совпадение? — удивился Фрейзер. — О чем вы?

— У каждого из вас свой святой Эйдан.

— Извините, но я не понимаю, — сказал Фрейзер, возвращая бутылку мозельского в ведерко со льдом.

— Насколько я помню, у вас день рождения тридцать первого августа, в праздник святого Эйдана Линдисфарнского.

— Верно, таково происхождение моего имени, — сказал Фрейзер.

— А у вашей невесты день рождения ровно пять месяцев спустя, тридцать первого января в праздник святого Эйдана Фернского.

— Боже мой, — сказал Фрейзер, — действительно совпадение. Вы правы, но совпадение приятное.

— Конечно, — сказал Оскар. — Удивительно, что вы этого не знали. Неужели в Феттесе не учат дни святых?

— Но Феттес — шотландская школа, — ответил Фрейзер. — Очевидно, им не хватает времени на ирландских святых.

— Да, они оба ирландцы, — согласился Оскар. — Что ж, вы хоть это знаете.

Возникло неловкое молчание. Все мы смотрели в свои пустые бокалы.

— Еще вина? — спросил Фрейзер, вытаскивая бутылку из ведерка со льдом.

— Увлечение Оскара агиологией[93]граничит с манией, — заметил я.

— Как насчет святого Оскара? — улыбнулся Фрейзер.

— Такого пока нет, но я над этим работаю, — ответил Оскар. — Однако процесс может занять некоторое время. Я становлюсь весьма скрупулезным, когда дело доходит до мученичества.

— А мученичество обязательно?

— Вовсе нет, но оно помогает. Оба святых Эйдана мирно умерли в своих постелях. Вот вам и ирландское счастье.[94]

Фрейзер рассмеялся и вылил остатки мозельского в бокал Оскара.

— Позвольте мне принести еще одну бутылку. Потом я хочу сделать вам обоим предложение.

— Нет, благодарю вас, не нужно больше вина. Во всяком случае, пока. Мы пришли по делу.

— Я понимаю, — доброжелательно ответил Фрейзер, забрал наши бокалы и аккуратно поставил их на боковой столик. — Джентльмены, — продолжал он, указывая на кресла, стоящие перед камином, — быть может, нам лучше присесть? Я вас внимательно слушаю.

Оскар сел и закурил одну из сигарет, которые мы купили на станции в Эшфорде, потом улыбнулся Эйдану (вполне доброжелательно) и сказал:

— Эйдан, инспектор Фрейзер, выслушайте меня: Эдвард О’Доннел не виновен в убийстве Билли Вуда.

Эйдан сел в кресло и посмотрел Оскару в глаза.

— Оскар, вне всякого сомнения, это будет решать суд, а не мы, — сказал он. — Если О’Доннел не виновен, его выпустят на свободу. Если он убийца, его ждет виселица.

— Поверьте мне, он виновен во многом, — серьезно проговорил Оскар, — но только не в смерти Билли Вуда. Сегодня мы с Робертом разговаривали с миссис Вуд. Она сказала, что находилась с О’Доннелом во время убийства. Она готова дать показания под присягой.

— Конечно, готова. — Фрейзер наклонился к Оскару, положив локти на колени и сложив ладони, словно для молитвы. — Вероятно, она вам также рассказала, если только вы сами раньше об этом не узнали, что она замужем за О’Доннелом. Она не слишком надежный свидетель, Оскар, и не может давать показания в защиту мужа. Она солжет, чтобы спасти человека, которого любит.

— Вы так считаете?

— Уверен! Вы должны меня понять! — Фрейзер хлопнул ладонями по коленям. — Она лжет, чтобы защитить человека, которого любит, а также, вполне возможно, и себя.

— Что? — воскликнул Оскар, швырнув сигарету за каминную решетку и поднимаясь на ноги. — Вы думаете, она виновна в убийстве собственного сына?

— Она будет не первой матерью, участвовавшей в убийстве своего ребенка.

— Это нелепо! — вскричал Оскар. — Нелепо и отвратительно!

— Отвратительно, да, — спокойно ответил Фрейзер, — но вовсе не нелепо… — Помните экономку, которая открыла вам дверь в тот день в доме двадцать три на Каули-стрит? Нет сомнений, что она соучастница убийства. Так кто же она? Вы ведь ее видели, Оскар, назовите мне имя.