На обратном пути прихватили раненого сарбоза, которого до этого оставили на восьмом посту. Пока мы колготились на девятом, шурави всадили ему двойную дозу промедола, и теперь он пребывал в состоянии полнейшего пофигизма.

По прибытии в штаб нашли «Седого полковника» и доложили ему, как прошла ночная операция. Тот был на седьмом небе от приятных новостей. Теперь ему было что докладывать Варенникову. На радостях он напоил всех нас чаем, а потом даже помог найти нам теплые местечки, где мы смогли бы перекантоваться до утра.

Лично я в тот момент мечтал только об одном – как можно скорее отогреться. Подсчитав в уме, я пришел к выводу, что на броне я провел почти 15 часов. А поскольку поверх сарбозовских дрешей на мне была надета всего лишь китайская ветровка на рыбьем пуху, тело промерзло до такой степени, что его трясло, как осиновый лист на ветру.

Какое счастье! Мне достался кусочек пола в какой-то колымаге, рядом с «буржуйкой», в которой потрескивали горящие дрова. Я сидел на голом полу, облокотившись спиной о фанерную стену, и холод, скопившийся за последние сутки в моем теле, словно по каким-то тонким стеклянным трубочкам выходил наружу. Озноб побежал по коже, а мышцы стали наполняться теплом.

Сознание еще пыталось сосредоточиться на чем-то очень важном, что я упустил сегодня, не сделал, но бренное тело отказывалось подчиняться нервным импульсам головного мозга и само по себе камнем летело в черную пропасть сна.

Видимо, вчерашнее пребывание на холоде не прошло даром. Все тело ломало и крутило, а в горле сильно першило. По всему видно, ангину я себе уже заработал. Хорошо, если только ее, а не грипп. Придется тогда не меньше недели отлеживаться. Как все не вовремя.

С этими мыслями я и возвращался в Кандагар.

Как я и предполагал, «Седой полковник» не взял меня с собой на доклад к Варенникову. Может быть, это и к лучшему. Что-то новое от генерала я вряд ли бы услышал, а вот на какую-нибудь неприятность нарваться мог элементарно. И хотя ругать меня в этот день вроде не было никаких оснований, как-никак ночной рейд удался на все сто процентов и практически без потерь, но кто знает, что взбредет в голову Валентину Ивановичу. Генералы – они все непредсказуемы. Будет пребывать в плохом настроении, и попадешь «под раздачу».

Колонна с порожними царандоевскими грузовиками пошла в город только после того, как силами советских военнослужащих на дорогах было выставлено боевое сопровождение. Я сел кабину новенького ЗИЛа вместе с Мир Акаем, а Михалыч с Юрой поехали в кабине другой машины. И хотя моя рожа изрядно заросла суточной щетиной, в ооновский городок заезжать не стал, покатив сразу на работу. Мне необходимо было встретиться с сотрудниками спецотдела, чтобы разузнать у них последнюю оперативную информацию из «зеленки». Михалычу с Юрой на работе делать было практически нечего, поскольку там им не с кем было контачить. Подсоветный Михалыча Сардар остался на девятом посту, а рисоваться на работе просто так, ради галочки, не было никакой необходимости. Пусть уж лучше вдвоем с Юрой баню кочегарят, будем сегодня сухим паром и эвкалиптовыми вениками хворобу из себя выгонять.

Когда разговаривал с офицерами спецотдела, туда прибежал посыльный от командующего. Мир Акай вызывал меня к себе. Причем срочно. Пока шел к нему, разные мысли в голове крутились. Уж не на постах ли что произошло?

Но все оказалось намного проще. Из Кабула пришла срочная шифровка о том, что в Кандагар вылетает заместитель министра внутренних дел генерал-лейтенант Суразоволь, и Мир Акай должен ехать на «Майдан» его встречать. Командующий поинтересовался у меня, не желаю ли я поприсутствовать при встрече этого высокопоставленного руководителя. У меня не было никакого желания терять время на прозябание в аэропорту, да еще именно в тот момент, когда наши мужики будут уже париться. Да и сдался мне этот генерал. Одного Варенникова с его помощниками мне хватало за глаза.

Так я и объяснил Мир Акаю. Мол, твой он шеф, вот ты его и встречай. Если бы он прилетел со своим советником, тогда другое дело, а так у меня совсем другие планы на этот день. Пригласил его с прилетающим гостем в нашу баньку, но Мир Акай вежливо отказался. Видимо, не принято у них, афганцев, разнагишаться перед высоким начальством. Ну, коли так, насильно мил не будешь.

Попарились мы в этот день действительно от души. Изнутри тоже хорошо прогрелись, уговорив на четверых литруху самогона. Хорошо жить, когда ты сам себе хозяин и нет над тобой вышестоящих начальников.

А ближе к вечеру меня вызвали на коммутатор к дежурному по городку. Звонил сам Мир Акай. Он рассказал о том, как встретил замминистра, как они с ним ходили к Варенникову. Сейчас Суразоволь отдыхает в специальной гостинице, усиленно охраняемой царандоевцами, а завтра планирует посетить посты второго пояса и уже согласовал свою поездку с Варенниковым. Намек я понял и переспросил у командующего, в какое время они планируют туда ехать. Мир Акай ответил – в десять часов утра. Стало быть, с десяти я должен ждать их во всеоружии около КПП городка. На том и порешили.

БТР оперативного батальона подъехал к ооновскому городку с опозданием на полчаса. Сзади него шла грузовая машина. Усиленная охрана, стало быть.

Не успел БТР приостановиться у нашего городка, как царандоевцы горохом высыпали из грузовика и моментом встали вокруг него, шаря глазами по окружающей местности.

«Грамотно работают ребятишки. Видимо, не впервой это делают, – подумал я. – Наверняка с генералом в одном самолете прилетели. Вон, рожи-то какие свирепые, того и гляди, в клочья растерзают. Да и росточком Аллах их тоже не обидел – шкафы конкретные. И где только таких отыскали в Афгане?»

Спрыгнувший с броника Мир Акай сразу полез ко мне лобызаться, будто не виделись мы с ним как минимум год. Что поделаешь – обычай. А в это время за его спиной с бэтээра соскочил еще один мужик. На вид лет сорока пяти, фигура атлета, да и роста не малого. Странно, замминистра, а одет в обычную сарбозовскую робу, хоть и новехонькую, и обычную ватную куртку с воротником из искусственной цигейки. Никаких знаков различия. Маскируется, однако.

Суразоволь, а это действительно был он, сдержанно протянул мне руку, и мы поздоровались. Что-то очень знакомое показалось мне в чертах его лица. Где я мог раньше видеть этого человека?

Генерал широко улыбнулся и на чистом русском произнес:

– Ну, как тут у вас дела? Моджахеды не сильно досаждают?

Я даже растерялся. Не от неожиданного вопроса, а оттого, что афганский замминистра так чисто говорит по-русски. Если бы я не знал, что он афганец, запросто принял бы его за выходца с Кавказа. Хотя эти самые «наши» кавказцы зачастую на русском говорят намного хуже. Вот тебе и метаморфоза жизни. Наверняка учился генерал в свое время в одном из советских учебных заведений, и за годы проживания в Союзе наблатыкался так хорошо шпрехать по-нашему. А может быть, это наши советники за годы совместного сотрудничества его так натаскали.

И тут я вспомнил, что одним из первых его советников был мой земляк, заместитель начальника Астраханского УВД Уразалиев Ильдар Ильясович. В свое время он много чего интересного рассказал мне об этом человеке. Судя по его рассказам, Суразоволь был довольно жестким, если даже не жестоким человеком. Лично расстреливал врагов революции. Как и его шеф Гулябзой, был ярым «халькистом». «Парчамистов» на дух не выносил, всячески изгоняя их из рядов родного министерства.