— Так куда ж ей, того и гляди переломится, бледная вся аки поганка. Мабуть мне сподручнее подержать будет…

— Мне сподручнее тебя расчлененным перенести! — рявкнул Эллохар.

Я молча протянула руки, взяла несопротивляющегося и дрожащего от ужаса домового, и в то же мгновение вспыхнуло синее пламя.

* * *

— Риате, отпусти мужика! Отпусти, кому сказал! — прорычали сверху.

Магистру легко говорить, а мы с домовым после такого обжигающе ледяного перемещения вцепились друг в друга и дрожим на пару.

— Риате!

Медленно опускаю домового, который тут же к моей ноге прижался, и открываю глаза. Мы оказались стоящими на заснеженной дороге посреди широкого поля. И вокруг никого!

Только заснеженные горизонты и порывы ледяного ветра.

— Да, погодка не сахар, — заметил Эллохар, снимая плащ, и набросив его мне на плечи, сноровисто завязал.

— Нне стоит, — попыталась я отказаться от сомнительной помощи.

— Шутишь? — магистр усмехнулся. — Риате, тебе еще мелких Тьерчиков рожать, и желательно рожать их здоровыми. Все, пошли.

— Куда? — не поняла я.

— За мной, — рявкнул Эллохар и пошел в поле, по пояс, утопая в снегу.

Это он по пояс, а мне тут будет по шею, про домового я вообще молчу. Кстати, а домовой как раз идти оказался совсем не против.

— Тепло рядом, — принюхиваясь, сказал он. — Добро, свет… идем, деточка, туда нам.

И нырнул в сугроб. Я осталась стоять посреди дороги, но не долго:

— Риате, я тебе не Тьер, на руках таскать не стану, расчленить оно сподручнее, — перекрывая завывания ледяного ветра, крикнул Эллохар.

Пришлось идти за ним.

Я догнала директора школы Искусства Смерти шагов через сто.

Это было не сложно — Эллохар стоял и терпеливо ожидал меня, а стоило подойти, неожиданно извиняющимся тоном произнес:

— Прости, но этот путь каждый должен проделать сам — у ведьм после некоторых неприятных событий очень строго с правилами, и понеси я тебя, путь остался бы закрыт.

— Да… я понимаю, — его объяснения были очень неожиданны, — и даже не думала, в конце концов вы не обязаны носить адепток и…

— Риате, тебя заносит, — грубовато оборвал магистр. — И да — с самооценкой еще следует поработать, Риате. И основательно. Ты себя вообще не ценишь, печальное зрелище, должен признать.

— А… вы…

— Да что там печальное, — он тяжело вздохнул, — жалкое это зрелище, Риате. Откровенно жалкое.

Все, слов у меня больше не было. У директора школы Искусства Смерти зато много имелось:

— «Ааа… бебебе», — перекривил он меня. — Расправь плечи, говори внятно, выражай мысли четко. Во имя Бездны, Риате, ты мне больше всего понравилась, когда таки прокляла. Какой это был разворот худосочных плеч, и чего только в них Тьер нашел, смотреть же не на что, а какой взгляд. Я даже залюбовался, Риате.

А дальше что? Опять «бубубу», и «простите, магистр, я не хотела».

Жалкое зрелище, адептка, — и такая широкая наглая ухмылка.

— А… я… — у меня от возмущения дыхание перехватывало, — а знаете что?!

— Что?- он даже наклонился ко мне, демонстрируя, что готов внимать.

— А идите вы в Бездну! — сорвалась я.

Мне в ответ весело подмигнули, после чего Эллохар подошел ближе, встал рядом, по-свойски обнял за плечи и поведал:

— Я бы занялся твоим воспитанием, Риате, но боюсь, Тьер не оценит. А жаль.

И тут перед нами открылась калитка. Ветхая такая, из прутьев, и замогильный жуткий пробирающий до костей голос задал вопрос:

— Какого лешего, а?

Эллохар обнял чуть сильнее, прижимая к себе, и прошептал:

— Ну чего ты дрожишь? Это просто чары. Да ты с таким ранее не сталкивалась, но уж при мне-то можно было бы не бояться, а?

— Ддда, — я даже кивнула, — но, видите ли, магистр, если говорить совсем откровенно, я не уверена, что вы не бросите меня в пасть какой либо твари просто в качестве воспитательного момента!

На меня изумленно посмотрели. Хмыкнули, пожали плечами, потом Эллохар уставился на калитку, правда, судя по сменяющим друг друга выражениям на надменном лице, директор все еще размышлял над моими словами.

Так и вышло:

— Не брошу, — магистр потрепал меня по плечу, — ты мне нравишься, Риате.

Пауза, и ехидное:

— А вот род Тьеров продолжишь парочкой сорванцов, и тогда с удовольствием скормлю какой-нибудь зубастой твари. Я ж не злой, Риате, зато жутко мстительный.

После чего повернувшись к калитке, и уже громче:

— Да-да, и жуткий, и мстительный!

Калитка ехидно захихикала и нагло так:

— Ой напугал, ой коленки дрожать, трясуся уся. Угу, щас!

Ничуть не обидевшись, магистр лениво поинтересовался:

— Не впустишь?

— Назад повертай, — ответила калитка.

Усмехнувшись, Эллохар задумчиво протянул:

— Мне сестричку позвать?

В то же мгновение перед нами распахнулись огромные ворота!

Они так неожиданно появились, что я точно свалилась бы от удивления, не удержи лорд Эллохар. Домовой зато так и сел в сугроб от удивления.

— Тихо-тихо, не пугайся, — успокоил меня Эллохар, — все хорошо, ведьмы народ доброжелательный, а ведьмочки так вообще прелесть. Идем, Риате, будем твоего приблудного домового отдавать в добрые руки.

Домовой почему-то не обиделся, наоборот сидел на снегу и с обожанием смотрел на магистра.

В следующее мгновение поверх снега расстелился узкий ковер.

— Идем, — Эллохар ступил на него первый и потянул меня за собой.

— Риате, если страшно, можешь взять меня за руку.

— Мне не страшно, — тихо ответила я, испуганно вглядываясь в рисунок на ковре.

Какими бы ни были эти ведьмы, а вот тканный узор на ковре мне почему-то очень кристаллы проклятий напоминал. Нет, ничего знакомого я не увидела, и все же сам рисунок, изломы…

— Дэя, — лорд Эллохар властно сжал мою ладонь, — нет повода для беспокойства. — И чуть громче, — Идем, смертник.

Домовой осторожно вступил на ковер.

Вот так по ковровой дорожке мы и прошли шагов пятьдесят, проходя через несколько ворот, пока наконец не оказались в уютном дворике, по которому бегало десятка три девочек в черных платьицах, коротких белых шубках и таких же белых меховых шапочках и сапожках. Девочки, не замечая нас, с визгом носились друг за другом и бросались снежками.