Офицер снова отложил блокнот на стол и потер уставшие глаза ладонями. Когда он распрямился, от двери его мягко позвал раб:

– Мэтр…

– Да, что там такое?

– Кассилья… Желает ли по-прежнему мэтр… – Офицер взглянул на него, и раба как ветром сдуло. Через несколько секунд он возвратился с девицей, которую втолкнул в комнату. Она была высокого роста, стройная, очень грациозная, с длинной шеей и круглой изящной головкой, носила потертое клетчатое платье мелкой служащей, сшитое из тонкой материи, и офицер знал, что под ним ничего нет. Вид у девушки был усталый.

– Входи, – приказал он. – Садись. Вина выпей, если хочешь.

– Мэтр…

– Да, что еще?

– Уже очень поздно, мэтр. Мне надо встать за час до солдатской побудки, чтобы помочь приготовить завтрак…

Офицер не слушал ее. Он подцепил со стола одну из катушек с пленкой и вставил ее в магнитофон.

– Я сильно занят, – сказал он. – Пока будем друг друга ублажать, можем и это послушать. Погаси лампу, Кассилья.

С: Вы понимаете причину, по которой были доставлены сюда?

З: В эту тюрьму?

С: Вы прекрасно понимаете, что совершили. На этот допрос.

З: Я даже не знаю, какие мне выдвинуты обвинения.

С: Не думайте, что вам удастся заморочить мне голову. Зачем вы явились на Сен-Круа?

З: Я антрополог. Я хотел обсудить находки, сделанные мною на Сент-Анн, с коллегами по профессии.

С: Вы хотите сказать, что на Сент-Анн нет антропологов?

З: Отчего ж нет, есть. Хороших нет.

С: Вы думаете, что вам известно, чего мы хотим, так? Вы думаете, что вы самый умный. Вы полагаете, что политическая ситуация в отношениях с планетой-сестрой такова, что ваше враждебное настроение к ней купит вам свободу. Я правильно определил ход ваших мыслей?

З: Я просидел в вашей тюрьме достаточно долго, чтобы понять, что свободу купить мои показания не смогут.

С: А это так?

З: А что вы пишете?

С: Вас это не касается. Если вы так думаете, почему вы продолжаете отвечать на мои вопросы?

З: С тем же успехом я мог бы спросить, отчего вы продолжаете их задавать, если наперед известно, что меня никогда не выпустят.

С: Вы забыли, что я могу ответить примерно так: «Но у вас могли быть сообщники и пособники!» Сигаретку хотите?

З: Я думал, что мне никогда не представится такая возможность.

С: Я вас не дразню. Вон там мой кисет. Я это предлагаю из лучших побуждений.

З: Спасибо.

С: Свет от моей лампы не раздражает? Я должен остеречь вас, чтобы не вдыхали так глубоко – вы слишком давно не курили.

З: Спасибо. Я осторожно.

С: Вы всегда осторожничаете. Не так ли?

З: Понятия не имею, о чем вы.

С: Я имел в виду ваш научный стиль.

З: Я очень внимательно подхожу к сбору и обработке данных, это так.

С: Но вы допустили промах, изобличающий ваши отношения с правительством Сент-Анн.

З: Нет.

С: Вы прибыли с Сент-Анн лишь около года назад. Вы считаете, что назревает война.

З: Нет.

С: Вы считаете, что их победа освободит вас?

З: Вы принимаете меня за шпиона.

С: В данный момент я принимаю вас только за ученого. Это допустимо?

З: Я привычен строить предположения и допущения.

С: Я прочел ваши бумаги и разобрал буквы, следующие за вашим именем. Я могу называть вас и так:

«Польский граф, рыцарь Великого Креста, Rx. и Q.E.D.[91]; Грандмастер ордена Кровавого Красного Кортика, R.O.G.U.E.»

Что скажете? Вы очень молоды на вид.

З: Считается, что смысла посылать с Земли в такое путешествие старика нет.

С: Я предлагаю вашему юному и гибкому, но не чуждому научного метода работы уму следующую гипотезу политической науки: убийца может стать превосходным шпионом, а шпион в состоянии отыскать много удобных возможностей для совершения убийства. Вы не находите, что мое утверждение трудноопровержимо?

З: Я антрополог, а не политолог.

С: Так вы не устаете нам повторять. Но антропологи обычно знакомы с обычаями менее сложных культур, и разве там неизвестно понятие шпионажа?

З: Примитивные люди, как правило, вступают в войну лишь затем, чтобы доказать свое мужество. Поэтому они сошли с историчекой сцены.

С: Вы зря тратите мое время.

З: Можно мне еще одну сигарету?

С: Уже покончили с той? А, вижу. И свет…

З: Спасибо.

С: Кого вы планировали убить здесь? Явно ведь не того человека, кого вы уже убили – это так, случайность. Вы намеревались совершить покушение на какое-то высокопоставленное, хорошо охраняемое лицо.

З: Например?

С: Я уже говорил, что я здесь не затем, чтоб отвечать на ваши вопросы. Если бы я дал себе труд строить какие-то предположения на сей счет, это означало бы, как ни маловероятно это, что в неустанно повторяемых вами утверждениях о своей невиновности есть зерно истины. Мы определяем, что это за истина, а не вы. Создав самую совершенную уголовно-процессуальную систему в истории человечества, мы, и только мы наделили реальным воплощением постулат, о котором столько судачили мудрецы и который так последовательно игнорировали прежние общественные структуры: в истине – сила. Мы творим суд и расправу так, как не творила их до нас никакая власть. Вы неоднократно допытывались у меня, в чем вас обвиняют и почему держат в заточении. Так вот, мы так поступаем с вами, потому что нам доподлинно известно, что вы лжец. Эй, я с вами говорю! Вам все ясно?

З: Когда меня взяли под стражу, девушка, ее зовут мадемуазель Этьен, получила пропуск и с ним позволение меня навещать в определенные дни и часы. Вы утверждаете, что верны своему слову, но ей еще ни разу не дали со мной увидеться.

С: Возможно, она отказалась.

З: Вы уверены?

С: Да!! Вы в самом деле не понимаете? Правда – вот основа нашей тайны. Вы утверждаете, что ей выдали пропуск – обычная формальность в таких обстоятельствах. Если вы также заявляете, что с тех пор вы ее не видели, это означает, что она не явилась к вам на встречу. Естественно, как только нам стала ясна вся тяжесть совершенного вами, как только мы почувствовали, сколь яростное сопротивление вы оказываете, мы приняли меры, чтобы уведомить девушку об опасности, какая может ей угрожать при контактах с таким преступником, как вы. И если бы она все же решила прийти, то, уж наверное, не преминула бы с вами увидеться.