Солнце едва показалось над горизонтом, а на пыльном перекрестке перед отелем Diamond Point уже началось активное дорожное движение. Потоки мини-грузовиков, мотоциклов, компактных малолитражек, выкрашенных в желтый цвет трехколесных экипажей велорикш, скутеров, велосипедов, пешеходов, а иногда и запряженных волами повозок стекались сюда с пяти направлений, создавая хаотический водоворот в точке пересечения. При этом не было заметно никаких признаков дорожных знаков, светофоров, разделительных полос и даже бордюров.

Эту картину я наблюдал на улицах Секундерабада – города, расположенного на юге Индии, все население которого, казалось, задалось целью пройти в этот момент под окнами моего отеля. Когда вы находитесь внутри потока, то видите, как он распадается на отдельные элементы, и ощущаете, что медленно, но все же приближаетесь к цели. Наблюдая через пару дней аналогичные потоки в соседнем с Секундерабадом городе Хайдарабаде (с населением в четыре миллиона человек), можно было заметить, что весь этот дорожный хаос имеет предсказуемый характер. Сохраняя хладнокровие в этом устрашающем водовороте, следя за своей скоростью и не делая резких движений, вы можете чувствовать себя в относительной безопасности. Может показаться, что транспортными потоками руководит стоящий на перекрестке одинокий полицейский в белой шляпе. Однако я очень скоро убедился, что он является лишь свидетелем удивительного действа – будто блаженный свами[61], взирающий на дорожный беспорядок с гигантского плаката, закрепленного на стене высокого здания.

В нескольких кварталах вверх по улице живут Шри и Кала[62], пожилая чета, любезно предложившая мне стать их гостем. Они живут в большом доме с садом на крыше, с потолочными вентиляторами и телевизорами в комнатах, а также кухонным алтарем, приличествующим семье с корнями браминов[63]. Шри раньше работал менеджером в производственной компании. Маленький круглый человечек с остро выступающей нижней губой, он имеет веселый нрав и любит поесть. За завтраком он достает банку чатни[64]и щедро добавляет приправы в мою тарелку. Обед заканчивается для нас калорийным десертом или мороженым, которые ему самому противопоказаны по состоянию здоровья. Кала, профессор ботаники, проводит каждое утро на кухне, украшая семейный алтарь гирляндами белых цветков жасмина во время просмотра телевизионной мыльной оперы на хинди.

Поскольку мне не терпелось начать исследование, я в первое же утро попросил своих хозяев рассказать об их языковом багаже. Несмотря на то что их родным языком является тамильский, между собой они общаются на хинди. Когда они только поженились, это удивило Калу. Хинди был языком, на котором обычно говорят вне дома. «Я все не могла понять: почему он говорит со мной не как с женой, а как с просто знакомой женщиной?» – поделилась она. Они оба говорят еще и по-английски, правда, нам с супругой, которая присоединилась ко мне в путешествии, потребовался целый день общения, прежде чем мы приспособились к их акценту. Зато они, похоже, не испытывали никаких проблем с пониманием нашей речи.

Сплетение языков в этой семье постепенно становилось все более сложным для нашего понимания. Шри использует хинди в разговоре с двумя своими взрослыми сыновьями. Обращаясь к одной из своих снох, он использует тамильский и английский, в то время как с другой говорит на языке каннада. Со своей сестрой он говорит по-тамильски, с одной из племянниц общается на языке телугу. А в разговоре с сестрами Калы вновь переходит на язык каннада. Умея говорить на хинди, каннада, тамильском, телугу и английском, читает и пишет он только на хинди и английском языках.

Жизнь Калы отличается несколько меньшим языковым разнообразием. С сыновьями и одной из снох она общается на тамильском, с другой снохой и своей родной сестрой говорит на каннада. Помимо тамильского и каннада Кала знает телугу, хинди и английский. Она смотрит мыльные оперы на хинди и читает газеты на хинди и английском языках, с рыночными торговцами общается на официальном языке штата – телугу.

В первое утро от такого смешения языков у меня просто закружилась голова, я почувствовал себя оказавшимся в эпицентре транспортных потоков перед отелем Diamond Point. Откуда они знают, на каком языке с кем говорить? Каким образом регулируется весь этот лингвистический хаос?

В то утро я объяснял Шри и Кале цель своего приезда. Рассказал им о том, что пишу книгу о людях, которые умеют говорить на многих языках, скажем, на десяти или двенадцати. Я знал, что они родом из тех мест, где использование нескольких языков является обычным делом и на многих языках говорит практически каждый житель, но я ничего не знал об этих людях.

Многие из мифов о мультиязычниках применяются и к гиперполиглотам. Возможно, изучая одних, можно больше понять и о других? Один из мифов о мультиязычниках состоит в том, что они все свои языки знают одинаково хорошо. В другом утверждается, что для каждого из своих языков они имеют отдельную культурную основу. Согласно третьему, все свои языки они знают недостаточно хорошо. На мой взгляд, гиперполиглоты заметно отличаются от многоязычников, хотя бы тем, что последние испокон веку жили в общинах, где постепенно вырабатывалось общее понимание того, что значит говорить на том или ином языке. В итоге эти общества исторически порождали все больше мультиязычников. В то время как полиглоты периодически появлялись и исчезали, многоязычные общины существовали всегда, оставаясь прямыми потомками тех времен, когда цивилизации еще не успели приручить языки.

Индия является не единственным местом средоточия многоязычия на нашей планете. Одна из самых известных лингвистических «горячих точек» находится в северо-западном бассейне Амазонки. Американский антрополог Артур Соренсен рассказал всему миру о живущих там племенах в конце 1960-х годов. «В центральной части северо-западного бассейна Амазонки существует большой многоязычный район, населенный многочисленными племенами, каждое из которых имеет свой собственный язык. Практически каждый представитель любого племени является мультиязычным – он знает три, четыре или более языков», – написал Соренсен в статье. В то время около десяти тысяч человек жили вдоль берегов реки Ваупес, в районе, сопоставимом по размеру с Новой Англией. Каждое из двадцати пяти живущих там племен имело собственный язык, который помимо прочего определял, на ком представитель племени может жениться, поскольку браки должны были быть межплеменными. В результате рождавшиеся в таких семьях дети вырастали по крайней мере со знанием двух языков и, возможно, изучали языки соседних племен. Межплеменные браки поддерживали систему четырехъязычия, о которой писал Соренсен, хотя, например, лингвист Александра Айкхенвальд сообщала, что встречала в том же регионе людей, которые хорошо говорили на десяти языках.