Соскочив с кровати, Кагоскин сунул ноги в трусы и засуетился, изгибая спину:

— Что-нибудь случилось, Папа?

Отметив про себя, как резко изменилось поведение ее клиента, девушка тем не менее своим женским чутьем уловила, что это игра, причем фальшивая, что на самом деле ее клиент просто как бы надел маску подобострастия. И в этой маске делает вид, что заискивает перед Папой, пресмыкается.

На вопрос Кагоскина Дусев ответил нехотя:

— Поживу здесь пару-тройку дней.

Тряхнув чубчиком, торчащим, как гребешок у петуха в курятнике, Кагоскин торопливо согласился:

— Живи, сколько хочешь, Папа. Никто не против.

Лизнув глазами тело девушки, Папа удовлетворенно выпятил тонкие губы. Она нарочно раскинулась по постели и не меняла позы, интуитивно понимая, что ее тело притягивает Папу.

Перехватив его взгляд, Кагоскин коротко охарактеризовал Елену:

— Девка супер, Папа! Не пожалеешь!

Такая оценка пришлась по вкусу девушке. Ее работа состояла в том, чтобы нравиться клиентам. И когда они передают ее из рук в руки, это высшая похвала.

Чуть потянувшись, она выгнулась перед Папой, словно предлагала себя. Но и действительно, она предлагала ему себя, ибо это было обязательной частью ее работы. Она предлагала себя всякому потенциальному клиенту, с которого можно было взять деньги.

Что касается сегодняшних обстоятельств, так сейчас у нее просто не было выбора. Она до конца не понимала, в какой истории очутилась. А потому главную свою задачу видела в том, чтобы выжить.

Собрав морщинки вокруг глаз, Папа скрестил руки на груди:

— Посмотрим.

Это значило, что Папа не отверг предложение.

Затем Папа и Кагоскин перешли в другую комнату и закрыли за собой дверь. О чем между ними шла беседа, Елена не слышала.

Поднявшись с постели, она оглянулась, ища взглядом одежду. Глаза пробежали по окну с синим тюлем, по стульям, шкафу, небольшому комоду, столику с зеркалами, картине на стене, смятому покрывалу на полу.

Вспомнив, что разделась в прихожей, вышла из спальни и наткнулась на двух здоровенных парней у входной двери. Один, с глубокой ножевой отметиной на щеке, с короткой шеей и широким лбом, стоял молча. Второй — с вытянутым затылком, с едким выражением на некрасивом лице — преградил ей дорогу:

— Куда прешься?

— Одеться надо. — Она показала на вешалку с одеждой. — В туалет надо. Умыться надо.

Окинув ее с ног до головы взглядом, парень язвительно хмыкнул:

— Сильно много сразу хочешь! Папа не любит, когда шлюхи в своих грязных одеждах трутся по комнатам.

Пожав плечами, девушка отступила от вешалки:

— Могу и так. Смотрите.

Парень желчно многозначительно покивал головой:

— Посмотрим еще. После Папы обязательно посмотрим. Главное, чтоб живой осталась. Не понравишься Папе — крышка тебе, и мы облизнемся.

Эти слова словно подтвердили ее самые плохие опасения. Елена почувствовала, что ее нахождение здесь, очевидно, может продлиться еще два-три дня, на которые Папа обещал задержаться. В том, что Папа не отпустит ее быстро, она почему-то не сомневалась.

Когда в комнате завершился разговор между Дусевым и Кагоскиным, тот пулей вылетел в прихожую и начал проворно срывать с вешалки свою одежду и собираться.

Подступив к нему, девушка спросила:

— А я-то как?

— Остаешься! — не глядя на нее, бросил Кагоскин. — Да смотри не ударь в грязь лицом! Папа церемониться не станет!

— Ты смываешься отсюда, — чуть осмелев, возмутилась она, — а платить кто будет? Хорошо на дармовщинку удовольствие получать! Только я благотворительностью не занимаюсь! Плати давай!

Зло усмехнувшись — и она заметила, что это зло относилось не к ней, — Кагоскин бросил:

— Живая выберись, дура! Это будет самой высокой платой тебе!

Под сердцем у нее защемило. «Вот попала!» — пронеслось в голове. По телу пробежал холодок. Девушка сжалась, как будто замерзла. Обхватила руками свои плечи и затихла, тоскливо глядя, как ее клиент стремительно сматывает удочки.

Входная дверь хлопнула. Елена от этого хлопка вздрогнула и попятилась к спальне. Из комнаты выступил Папа:

— Застели-ка в этой комнате диван! У меня сегодня была плохая ночь, почти не спал! Отдохнуть хочу.

Бочком мимо Дусева она скользнула туда. Комната была больше спальни. Большое окно с бордовыми шторами. Угловой диван, журнальный столик у дивана, зеркальный шкаф для одежды, большой стол со стульями, уголки с посудой. И ковер под ногами. Елена не очень умело разложила диван. В шкафу нашла простыни и подушку, застелила. Оглянулась на дверь, Папы в дверях не было.

— Готово! — сказала она громко, чтобы слышно было в прихожей.

Никто не ответил. Она чуть потопталась по ковру и села на стул сбоку от дивана, ожидая следующего распоряжения.

В это время Папа был в душевой кабине. Вчерашний день и прошедшая ночь стояли перед его глазами как нескончаемый поток неудач. Такого с ним давно не происходило. В последнее время что-то все творилось, как в королевстве кривых зеркал. Какое бы дело ни затеял, все возвращалось поганой отрыжкой.

На ночь скрылся в тайной комнате бильярдного клуба, который наполовину принадлежал ему, но и там не пришлось спокойно отлежаться до утра. Ночные посетители за бильярдными столами передрались настолько, что устроили поножовщину. Разумеется, он мог бы прекратить все это мгновенно, но он не хотел засветиться в клубе, чтобы потом об этом разнеслась молва и приплыла в полицию, как на блюдечке. Нет, полиция должна прочно потерять его след, чтобы у него была возможность довести до конца свои дела.

Пришлось прервать свой сон в клубе и по-тихому на рассвете убраться оттуда. Тогда и прилетела мысль временно воспользоваться пустой квартирой Кагоскина. Ан и тут вместо пустой квартиры попал в квартиру с Кагоскиным и какой-то невесть откуда взявшейся девкой. Пришлось оставить ее здесь, чтобы временно поднять себе настроение, а потом решить, что с нею делать.

Выйдя из ванной комнаты голым и мокрым, обтирая полотенцем крепкий мускулистый торс, Папа появился в дверном проеме. Девушка посмотрела на мускулы с восхищением — физическая сила перла из него. Подойдя к зеркалу, Папа причесался, потом оглянулся на Елену, словно спросил, что она до сих пор здесь делает, хрипловато приказал:

— Под душ! И ко мне в постель!

Подчинившись окрику, девушка кинулась выполнять команду.

Встав под прохладный душ, она, находясь под прессингом слов Кагоскина, ломала голову: чем может все для нее закончиться? И не могла ничего представить. Между тем не прекращало лихорадить чувство серьезности положения, в котором она оказалась. Сделав душ холоднее, ежилась, но терпела.