Элиза кивнула, но из ее глаз вместе со слезами сочилось отчаяние.

Эдвард прикусил язык и не стал распространяться о том, как он любит ее. В теперешнем положении это выглядело бы смешно и нелепо. Он стоял перед ней и молчал, пусть его сердце, его глаза скажут ей, как он ее любит. Его безмолвная неподдельная нежность оказалась лучше любых слов. Растроганная Элиза зарыдала и задрожала от нестерпимой боли. Он нежно обнял ее и привлек к груди. И опять между ними возник невидимый, но крепко соединяющий их обоих поток невыразимой нежности и близости.

«Неужели это любовь?» — удивился Эдвард. Радость вспыхнула внутри его. Надежда на счастье, ничем не обоснованная, переполняла его.

Наконец Элиза успокоилась. Она ничего не говорила, а лишь прильнула как можно ближе к нему, спрятала голову на сильной груди этого человека, согреваясь его теплотой. Она тоже чувствовала крепкую нить, связывавшую их обоих. Но тут заскрежетал ключ в замке.

Элиза отпрянула в сторону. Эдвард был вынужден покинуть ее.

— Лакомый кусочек. Хорошо было бы попробовать на вкус, — вслух заметил мистер Катбертсон, провожая Эдварда наверх, и от предвкушаемого наслаждения причмокнул губами.

Эдвард едва удержался от желания убить его на месте. Схватив констебля, он угрожающе прошептал:

— Вас ждут пять гиней, если она выйдет отсюда целой и невредимой. Понятно? Чтобы к ней никто даже пальцем не прикоснулся.

— Ладно, ладно, — торопливо проговорил констебль. — Вижу, вам нравится эта леди, ваша милость. В таком случае здесь ее никто не тронет. Это была просто шутка. Я нисколько не хотел обидеть леди.

— Тогда покрепче запомни мои слова, — жестко произнес Эдвард.

Он надеялся, что обещанное щедрое вознаграждение оградит Элизу от посягательств, но на сердце у него было неспокойно. Ему прекрасно было известно, как порой поступают в тюрьмах с женщинами, задержанными за проституцию. Надо было как можно скорее вызволять Элизу. Каждый час, проведенный в заточении, увеличивал риск подвергнуться насилию. Но как ее освободить?

Обращаться к матери, чтобы она забрала назад обвинения, было бесполезно. Совершенно ясно, что у нее имелось какое-то оружие против него, и, пока он не знал какое, следовало соблюдать осторожность. Какова бы ни была подоплека ее поступка, она, конечно, радовалась тому, что взяла над ним верх, и не собиралась уступать. Она переиграла его, надо было искать другой выход.

Он мысленно перебрал всех своих знакомых, но среди них в основном были одни лишь приятели, любящие весело провести время. Хотя среди них были и знатные, и богатые люди, но сейчас ни титул, ни деньги не могли освободить Элизу. Нужен был человек, наделенный властью. Такой властью обладал один лишь регент, только он мог освободить Элизу. Но Эдвард не был вхож в круг людей, приближенных к английскому правителю, поэтому он сильно сомневался в том, что его имя было знакомо регенту, хотя сплетни о похождениях лорда Лайтнинга, наверное, долетали до его слуха.

В этой ситуации только один человек мог ему помочь. Этим человеком была миссис Этуотер. У Эдварда защемило сердце, когда он вспомнил о той роли, которую он поручил миссис Этуотер сыграть в сцене унижения его матери. Опять его безрассудная тяга к лицедейству все испортила. Он уже почти был готов отказаться от этой идеи, как вдруг ему в голову пришла новая мысль. Конечно, миссис Этуотер не пожелает помочь ему, но если ее тронет судьба Элизы, то она пойдет ему навстречу. Он будет просить не за себя, а за женщину, чья судьба была в чем-то схожа с судьбой миссис Этуотер. Кроме того, она ведь была в какой-то мере жертвой ненависти жены ее бывшего любовника, старого лорда Хартвуда.

Стоило попытаться.

Он направился по тихой улочке в ту часть города, где жила миссис Этуотер. Дойдя до ее дома, он решительно постучал. Дверь открылась, и, к несказанной радости Эдварда, на пороге стояла сама хозяйка. Как знать, что она ответила бы, если бы слуга сообщил о приходе лорда Хартвуда, — скорее всего она отказалась бы от встречи под каким-нибудь благовидным предлогом.

Она стояла перед ним в выцветшем, видавшем виды домашнем шелковом халате. Она моргала и щурилась, видимо, еще не окончательно пришла в себя после сна. По ее виду было ясно, что она совсем не рада его приходу и что ей хочется как можно скорее отделаться от непрошеного гостя. Будучи светской и вежливой дамой, она приняла его цилиндр и попросила пройти в маленькую гостиную, на стенах которой висели выцветшие гравюры в богатых рамах с изображением счастливых моментов из прошлого самой миссис Этуотер.

Эдвард быстро объяснил причину своего прихода и попросил ее использовать влияние на регента, чтобы тот освободил Элизу.

Судя по ее искривленному лицу, предложение Эдварда не, понравилось хозяйке.

— Итак, ваша матушка отняла у вас вашу последнюю игрушку, не так ли? Насколько я наслышана о ваших наклонностях, ваша милость, для вас не составит труда найти ей замену.

— Слухи обо мне и моих странностях несколько преувеличены. Элиза для меня вовсе не игрушка, и никто не может ее заменить. Моя мать, видимо, поняла, насколько дорога мне Элиза, и нанесла точный и жестокий удар. А в результате страдает невинная женщина, единственная вина которой в том, что она разглядела во мне не только плохое, которое видели все, но и хорошее.

— Нет ничего удивительного в том, что ваша матушка отомстила вам. Не надо было играть с огнем. Леди Хартвуд не из тех, кто прощает оскорбления. Вы жестко посмеялись над ней. Если бы я знала, что вы приготовили для нее во время того самого обеда, я бы не пришла, сколько бы денег вы мне ни обещали. Честно говоря, ваша милость, мне было ужасно неловко, что я согласилась на участие в вашей злой шутке.

— Ваши упреки более чем справедливы. Элиза открыла мне на многое глаза, в том числе и на мое непозволительное поведение, а также на то, как я недостойно обращался с вами. Увы, сама Элиза не смогла уберечься и стала жертвой моего легкомыслия.

Брови его собеседницы удивленно взлетели вверх. Очевидно, история Элизы тронула ее сердце.

— Вы заплатите мне за то, что я буду ходатайствовать за нее перед регентом?

— Если дело только за этим, то не бойтесь, назовите лишь сумму.

— А если она будет очень высокой?

— Не будем торговаться. Назовите цифру, и дело с концом.

Миссис Этуотер тихо присвистнула.

— Действительно, эта девушка вам дорога. Увы, мне вас жаль, я не могу взять ваши деньги. Слишком давно я покинула ближайшее окружение регента. Я даже не уверена, узнает ли меня регент. — Она пальцем сделала круг около ее лица. — Кроме того, вам, мужчинам, постаревшие женщины вроде меня совсем не интересны. Думаю, регент даже не вспомнит, как меня зовут, где уж тут говорить о просьбе к нему. Для него я просто одно лицо из толпы, не более того.

— Вы даже не хотите попытаться?