Все еще улыбаясь, Лагфорт, кинув на меня последний взгляд, направился прочь из комнаты, бросив на ходу:

— Поторопись, у нас сегодня мало времени.

Ну конечно, мы, как всегда, очень занятые. Но это хорошо, значит, у меня будет время осуществить задуманное. Вниз я спустилась действительно быстро и, присоединившись в карете к Максу, поинтересовалась:

— Чем же ты будешь сегодня так занят?

— Сегодня произошли две неожиданные для меня вещи. И одна хуже другой. С какой начать рассказывать?

— С менее ужасной новости.

— Сегодня ночью умер Шаршан.

Мои глаза наполнились слезами.

— Ох, Таисия, только не плачь, прошу тебя. Не выношу женских слез.

— Что-то я не замечала раньше у тебя таких трудностей, особенно когда ты с любовницами расставался, — процедила я, задетая его словами.

По моим щекам текли слезы. Не знаю почему, но мне было жаль старого промышленника. Он был, может, и не святым, но удивительным человеком, и мне почему-то кажется, что очень мало людей будут его оплакивать.

— А вторая новость? — поинтересовалась я, немного отойдя от первой вести.

Хотя я не знаю, что может быть ужаснее смерти.

— К нам едут моя мама и брат.

Услышав это от Лагфорта, я посмотрела на него с удивлением: за пятнадцать лет работы на Макса я ни разу не видела его родственников, впрочем, как и он моих.

— Ты полагаешь, что приезд твоих родственников хуже смерти человека?

— Для меня да.

— Сомнительно.

Тогда, сидя в карете, я не представляла, насколько недооцениваю надвигающиеся неприятности. Да, они не были трагедией, но если бы я заранее знала, сколько крови мне будет стоить этот визит…

К инспектору нас пропустили быстро, и он не заставил себя ждать — принял сразу. Кабинет Уортона был небольшим и сильно запыленным, вокруг лежали разные документы, книги, различные вещи.

Поприветствовав нас, инспектор предложил присесть на два стула, стоявших перед столом. Их явно только что расчистили от хлама.

Сев, я услышала слова Уортона, обращенные к Максу:

— Ну что ж… Чем я обязан такой чести?

— Мы пришли сообщить вам важные сведения, — ответила я прежде, чем шеф успел бы нахамить.

— Мисс Нурир, я уже говорил господину Лагфорту, что не подозреваю ни его, ни вас. Я думаю, что это маньяк. Скорее всего, он просто выбрал имя человека, которое было в тот момент на слуху, а господин Лагфорт любит эпатировать публику. Что у вас нового для меня, о чем бы я не знал?

— Это не маньяк, а колдун. И действует он не один, — заявила я, опять не дав Максу раскрыть рта.

— Вы что, серьезно? — удивленно посмотрел на нас Уортон.

И Макс, вступив в разговор, стал объяснять инспектору нашу теорию. Спорили они долго, за это время к нам присоединился Чандерс, которому тоже было что сказать. Но, когда на улице стало темнеть, инспектор наконец-то сдался:

— Хорошо, ваша теория действительно имеет право на существование, но она требует изучения и проработки. Есть много пробелов.

— Согласен, — сказал шеф. — И я прошу вас уделить время проработке этого направления. Сейчас мне примерно на сутки нужно уехать, и когда приеду, то хотел бы с вами увидеться.

На этой ноте со стражами правопорядка мы распрощались и откланялись, но на лестнице, на выходе из полицейского участка, я заметила, что забыла перчатки.

— Подожди меня в карете, Макс. Мне нужно забрать перчатки — забыла их в кабинете инспектора.

— Хорошо, только поторопись, — ответил Лагфорт на автомате, погрузившись в раздумья.

Поспешив обратно, я встретила на лестнице в вестибюле Чандерса.

— Мисс Нурир, вы забыли…

— Я знаю и сделала это специально. Мне нужно с вами встретиться завтра, и так, чтобы Макс не знал.

— Вы все-таки назначаете мне свидание, — промурлыкал Чандерс.

— Да, вам и инспектору Уортону. Сегодня я у вас в кабинете не все рассказала, и Максу об этом знать нельзя.

— Тогда завтра увидимся за обедом в «Коте и короне», — с улыбкой поцеловал мне руку помощник инспектора и вернул перчатки.

Губы-то его в этот момент чуть улыбались, а глаза были совершенно серьезны.

Утром, когда я встала, Макс уже уехал по своим делам. В связи со смертью Шаршана у него возникло много обязанностей, и одна из них — решение судьбы дочери почившего барона. Айзек вон уже письмо прислал — весь в интересе.

А я, позавтракав, направилась гулять по городу. Несмотря на то что на улице было чуть прохладно, город стоял в серебристом тумане и притягивал своей загадочностью.

Дойдя до парка рядом с местом встречи, я села на лавочку поразмыслить о том, что произошло за эти пятнадцать лет. Скоро моя жизнь подвергнется серьезной опасности, но уже сейчас можно подвести итоги.

Едва эта мысль мелькнула, я почувствовала грусть. За это долгое время я очень соскучилась по своим родителям. Пятнадцать лет назад, когда я устроилась к Лагфорту помощником, они были против этой работы. Мама тогда прямо мне написала: «Не хочу, чтобы моя дочь жила в доме с холостым мужчиной и работала на него. Такой позор быть любовницей».

Не знаю, как она провела параллели между помощником и любовницей, но тогда я смогла ее убедить, что в контракте прописан пункт, защищающий меня от каких-либо домогательств. Первое время родители верили мне. Они не сомневались в моих словах до тех пор, пока в газетах не начали появляться фотографии, а заголовки смело не заявили о наших с Максом отношениях.

Какой скандал тогда разразился! Ужас!

Мне из дома пришло такое обличающее письмо! Меня обвинили в том, что я опозорила семью. Да в наше время, по-моему, только моих родителей волновал тот факт, что я любовница, остальные это воспринимали как совершенно нормальное обстоятельство. Еще мне поставили ультиматум: если я не рассчитаюсь, то к ним могу больше не приезжать. Мне будут не рады, потому что у меня есть четыре сестры, которым я подаю плохой пример.

Как в тот момент мне было горько! Разве могут родители не знаться со своим ребенком из-за такой ерунды? Но проходило время, а я не писала и не приезжала к родным, впрочем, как и они ко мне. Единственное, меня за все время несколько раз навестили два моих брата, и то мы поужинали в ресторане, и все. Они волновались, и мне несколько раз пришлось им повторить, что со мной все в порядке.

Все эти годы я старалась не вспоминать об этом, и сейчас мне было о чем сожалеть. Но, оборачиваясь назад, я понимаю, что ничего не стала бы менять в своей жизни. Вот так незаметно подошло время обеда, и мне пора было отправляться на встречу с инспектором.