— Ага, всё на пользу! — ЛжеКонев всё так же оглядываясь, тихо отвечает. — Ты зубы не заговаривай, говори, как там у нас? Что-то случилось? А то у меня… процедура может из-за тебя сорваться. Выкладывай, Лев Маркович! Говори!

Ульяшов бодро докладывает.

— Докладываю, товарищ генерал. В полку всё в порядке. В штабе дивизии всё спокойно. Верховный в стране. Министр тоже. Комдив жив, здоров. Я на службе… начштаба на месте. И днём и ночью, так сказать, мы все… Только это…

— Ну-ну, что там «это»? — генерал угадывает. — С конкурсом?

Ульяшов так же бодро подхватывает.

— Угадали, товарищ генерал, — но заканчивает в «кислом» соусе. — Не всё получается… Генерал с облегчением вздыхает.

— Ну, это!.. Ничего страшного. Конкурс это не главное. Главное, чтобы служба.

Ульяшов с этим не согласен (как так, что вы!).

— Как же не главное, товарищ генерал, это же наш престиж, это же наше лицо. Мы же слово офицера дали, и прочее.

Генерал перебивает.

— Стоп! Положим, слово офицера не «мы» давали, а ты, Лев Маркович, так что… Но… что от меня-то нужно, говори быстрее.

— Понял, Юрий Михалыч, — заторопился Ульяшов. — Говорю быстрее… Мы, наверное, не справимся.

— Не понял! Как так? Что-то оркестр… личный состав… что?

Ульяшов мнётся.

— Нет, оркестр отозвали, всех, давно уже. Личный состав тоже, гудит как улей. Но мы же не телеканал какой, мы воинское подразделение, особый отдельный гвардейский полк, а не попса гнилая. Боюсь не получится ансамбль создать, ни сейчас, ни потом. Сил оказывается много надо, и всего прочего. И дирижёр так считает, хотя кастинг мы провели, таланты откопали… О, товарищ генерал, сколько их у нас оказалось… Вы не поверите. Один лейтенант Круглов чего стоит.

— Командир химвзвода? — с тревогой переспрашивает генерал. — Что с ним?

— Нет-нет, с ним ничего! Наоборот. Он, оказывается, голос редкий у нас имеет, бас называется. Талантище! Мы с дирижёром чуть не оглохли! Ага! Но здорово.

Генерал морщится от громкого голоса заместителя, оглядывается на мониторы и на дверь, шепчет в «трубу».

— Не кричи. И я от тебе уже глохну. А от меня-то что требуется, я не Монсерат Кабалье, не Басков, тенором с ним не запою или что? Что ты звонишь, говори по делу!

Ульяшов наконец переходит к главному. Из преувеличенно-восторженного, голос переходит на уровень деликатно-просительного.

— Понимаете, товарищ генерал, я вот что подумал, вернее уверен. Нужно поговорить с командиром полка вертолётчиков, отменить этот дурацкий спор. Изящно так. На высшем уровне чтоб.

— Вот как, изящно! — Громко усмехается генерал. — А как же наш престиж, лицо? Ты же только что говорил! И почему бы тебе самому, например, с ним не поговорить? Ты же тоже у нас на высшем уровне, к тому же на хозяйстве сейчас, тебе и решения принимать!

Ульяшов неожиданно ужасается, казалось, обеими руками машет, чур-чур!

— Да что вы, товарищ генерал, там такой гонор, на хромой козе не подъедешь. Гвардеец! Герой России… — и тонко пожаловался. — Отчитал меня недавно.

Генерал не поверил.

— Что? Кто отчитал? Тебя? За что?

— Да нет, товарищ генерал, ерунда, майор Суслов прокололся, в плен попал.

От услышанного, генерал бизоном раненым взревел. Естественно громко, конечно, в голос.

— Что-о-о… Суслов… в плен?! В какой плен? Что ты несёшь, Лев Маркович! — А действительно, какой к чёрту сейчас плен? Полк дома, в стране, не на войне, не на передовой, с какого перепугу? Ульяшов, что, снова пьян? Да нет, вроде, в голосе ничего подобного. Генерал ничего не понимает, растерянно собирается с мыслями, машет рукой. — Все мои процедуры к чёрту. Какой плен? И при чём здесь вертолётчики? Не понимаю, Ульяшов, его что, в заложники взяли? Кто, когда, где? Говори, говори, ну!

Слушая стоны, Ульяшов уже жалел о том, что сказал, Жалел и генерала, с его отпуском и процедурами, больше себя.

— Да нет, товарищ генерал, вы успокойтесь — у меня аж в ушах звенит! Чёрт дёрнул меня проговориться. Нет! Всё не так было. Докладываю! Суслов уже в полку, живой, здоровый, его вернули. Он — к ним туда, понимаете, поговорить пошёл, но его не поняли, арестовали как лазутчика, ещё и прапорщика Трубникова заодно.

— Что-о-о? Кого?!

Генерал дар речи потерял, поверить не мог. За сердце держался. К чёрту всю конспирацию, к чёрту все процедуры…

— И прапорщика Трубникова… — выдохнул он. — Час от часу не легче… Фух… У меня давление… Недели не прошло, а вы уже там дров, Ульяшов, наломали.

— Да нет, товарищ генерал, всё нормально, не переживайте, всё уже в порядке, их потом отдали, а я выслушал, всё что положено. Но это всё в прошлом, отболело уже, прошло. Без последствий. На «верху» не знают. Но я с ним, с Героем России, говорить пока не могу. У него аллергия на меня, а у меня на него. Вы-то в отпуске, вот я и… все шишки, как говорится… Ой, извините, Юрий Михайлович, я не то хотел сказать. Мне так и надо, старому дураку, я прокололся, ещё раньше, тогда, там, в Шереметьево… Теперь вот… Ну что, Юрий Михайлович, машину за вами посылать, нет? Я посылаю! Затягивать нет смысла. Ночами уже не сплю, кошмары снятся, да и полк… Нет-нет, с дисциплиной и со службой, как мы и думали, даже лучше стало, но мы же военные, мы не… тра-ля-ля. Да и… у меня желудок слабый, я не выдержу столько сырой кожи.

Генерал глазами вращал, слушал заместителя. Ни на двери, ни на мониторы уже не смотрел. А зря.

Именно в этот момент к нему, в комнату отдыха, врываются двое охранников… Первый набрасывается на лжеКонева, обрадовано кричит.

— Ага, вот ты и попался, заика! Руки… Р-руки давай… Телефон… Конев машет руками, телефоном, сопротивляется.

— Ч-ч-что такое? Вы что себе позволяете?

— Смотри, он уже не заикается!! — замечает второй охранник первому.

Они уже повалили его на пол…

— Молчи, дядя. Не дёргайся. — Перевернув лжеКонева на живот, прижав коленями, охранники пытаются заломить руки за спину. — Вы имеете право хранить молчание. Всё что вы скажете может быть использовано против вас в суде… — Скороговоркой, на память зачитывает второй.

Первый его обрывает.

— Брось ты свои прокурорские замашки. Пусть колется. Его расколоть надо!

ЛжеКонев приходит в себя, активно заикается.

— Ага, щас… бе…бе…беее-з адвоката я… я…

Второй охранник между тем вглядывается в дисплей изъятого телефона.

— Глянь, он его уже отключил. Успел. Вот, гад!

— Я ж говорю — шустрый! — замечает первый охранник, как раз тот, что на территорию пропускал. — Главное, что «симку» не съел, не успел, так что… Кто ты, дядя? — Резко встряхивает конюшего. — Кем заслан? Кто они? Говори! Мы всё видели, что ты здесь делал! У нас всё просматривается.