тому же, он на десять лет старше меня. Какому двадцатидвухлетнему парню будет интересна двенадцатилетняя?

— Ты меня уже встречала, — тихо говорит Габриэлла.

Я смотрю прямо на нее.

— Что?

— Это было на поминках твоей мамы. Помню, как увидела маленькую рыжеволосую девочку примерно моего возраста, бегущую вверх по лестнице. Я пошла за тобой и нашла тебя запертой в ванной. Ты плакала и думала, что я твой отец, когда я постучала в дверь. Ты кричала, чтобы я ушла, и это было самое милое, что было на свете. Столько вспыльчивости и дерзости в такой грустный день. Это напомнило мне немного о себе, и я сразу же захотела стать твоим другом. Я даже рассказала маме о тебе, но потом ты ушла. Мне жаль. Я совсем забыла об этом до сих пор.

Воспоминание смутное и щекочет мой мозг, пока я пытаюсь вспомнить. Я провела большую часть того дня в злой, подавленной дымке и изо всех сил старалась заблокировать последующие дни в последующие годы. — Мне тоже жаль. Я тоже этого не помню, но это похоже на меня.

— Не извиняйся. Ты горевала, — логика Габриэллы так проста и чиста.

Я изучаю их обоих, ища хоть какой-то гнев, но не нахожу его. И все же я должна спросить.

— Вы двое злитесь на меня?

— С чего бы нам злиться на тебя? — недоверчиво спрашивает Энцо. — Ты не знала, кто мы, так что ты не лгала намеренно. И я на самом деле нахожу достойным восхищения то, что ты пыталась защитить нас от своего отца. Кстати, Патрик О'Лири меня не пугает.

— Я тоже не злюсь. Я думаю, что все очень романтично, как вы с Майклом влюбились без всего давления семейной динамики, — Габриэлла звучит задумчиво, как будто она говорит по собственному опыту.

— Мы не влюблены, — довольно жалко спорю я, игнорируя то, как признание пронзает мою грудь. Как будто я не хочу, чтобы это было правдой, даже когда говорю это.

Габриэлла фыркает и закатывает глаза. — Ладно.

— Майкл изменится, — уверяет меня Энцо.

Я не уверена.

— Не знаю. Я сравнила его с отцом и сказала, что он такой же плохой, как и он.

— Ты все еще так думаешь? — с любопытством спрашивает Энцо.

Воспоминания о Габриэлле и Энцо напоминают мне, что в Майкле есть что-то хорошее, несмотря на его поведение на пляже. Один негативный момент не определяет человека, особенно когда столько позитивных моментов доказывают обратное. Я не тот человек, который будет судить кого-то по этому поводу. У меня нет на это права, учитывая мой выбор.

— Нет.

— Тогда не волнуйся, — Энцо говорит так, будто все так просто, и даже пожимает плечом для пущей убедительности.

— Как я могу не волноваться?

— Из-за этого, — он протягивает мне свой телефон, чтобы я могла прочитать серию сообщений между ним и Майклом, которые начались, когда мы только вернулись в пентхаус.

Мои глаза расплываются, когда я перечитываю тексты несколько раз. Он любит меня. Даже после всего он любит меня. И я люблю его.

Ошеломленная внезапным осознанием, я падаю в объятия Габриэллы, когда эмоции обрушиваются на мое избитое тело и душу. Слезы возвращаются, и я ничего не делаю, чтобы их остановить. Потому что я не грущу. Я не боюсь. Я любима. Я свободна.

И тогда я знаю, что какие бы последствия ни возникли из-за этого выбора любить Майкла, мы переживем это. Вместе.

Лиам ёрзает под моей рукой, вытаскивая меня из сна. Знакомый запах грязного подгузника встречает мой нос, и я сажусь с гримасой. В гостиной темно, если не считать приглушенного света и звука, исходящего от телефона Энцо. Он замечает меня и кладет телефон.

— Все в порядке? — спрашивает Энцо, его голос тихий, чтобы не разбудить Габриэллу, которая крепко спит на другом конце дивана.

— Лиаму просто нужно сменить подгузник.

Лиам рассказывает мне историю потоком лепета, пока я меняю ему подгузник. Знакомый звук открывающихся дверей лифта разносится эхом по коридору. Мое сердце воодушевляется при мысли, что Майкл дома, только чтобы быть разбитым звуком крика, за которым следует звон выстрела.

— Где она?

Я замираю, когда голос моего отца дрейфует по коридору. Дюжина вопросов проносится в моей голове, каждый из которых такой же ужасающий, как и человек, ответственный за их возникновение. Как, черт возьми, он меня нашел? Как он попал в пентхаус? А как насчет Габриэллы и Энцо? Был выстрел. Они в порядке?

— Кто? — спрашивает Энцо. Он звучит немного слишком небрежно и нахально, но живой.

— Не прикидывайся дураком со мной, мальчик, — огрызается мой отец, его гнев прорывается сквозь его тон. — Моя никчемная дочь.

— О, она? Ее здесь нет.

— Она с Майклом, — голос Габриэллы словно сталь и посылает мне облегчение, зная, что с ней тоже все в порядке.

— Видишь, теперь я знаю, что ты лжешь. Я точно знаю, что она здесь, — кипит папа. — Еще один шанс.

— Ты совершил большую ошибку, — предупреждает Габриэлла моего отца с огнем, которым, как известно, ДиАнджело подпитывают ее угрозу. — Мой отец…

— Твой отец умрет к концу ночи или под таким строгим контролем пожалеет, что он умер. Теперь ответь на чертов вопрос. Где Розалин?

Они оба молчат, и мой живот сжимается, потому что мой отец просто достаточно безумен, чтобы сделать что-то жестокое. Грохот второго выстрела пронзает воздух, и я подпрыгиваю в тот же момент, когда Габриэлла кричит.

Я оглядываюсь на Лиама, отдыхающего в своей кроватке. Он немного капризничает, но соска во рту заставляет его молчать. Пока. Мои ноги двигаются, прежде чем я успеваю пересмотреть свое решение. Я не могу позволить Габриэлле и Энцо платить за мои секреты, и я сделаю все, чтобы Лиам был в безопасности.

— Скажи мне! — кричит папа. — Или следующий пронзит его чертову голову.

— Стой! — кричу я, входя в главную гостиную. Вид передо мной разрывает меня на части. Габриэлла держит на руках безвольное и истекающее кровью тело Энцо. Она смотрит на меня в паническом горе, и я бросаюсь к ней. Кровь Энцо пропитывает мои штаны, когда я встаю на колени рядом с ними, но мне все равно. Я кладу два пальца на шею Энцо, ища пульс. Он слабый, но он есть и ровный.

— Ну, ну, ну, — протягивает папа. — Вот она.

Майкл

Я врываюсь в двери больницы и кричу: — Габриэлла!

— Майкл?

Мои глаза тут же останавливаются на моей младшей сестре, свернувшейся на сиденье в углу. Поднявшись на