Однако, вышло так, что и безопасности за новым частоколом люди не нашли.

Таши с Уникой поставили себе отдельный невеликий шалашик чуть в стороне от остальных. Что бы ни говорили покойный вождь и оба колдуна, но люди на Унику посматривали косо. И уж тем более никто с молодой парой в одном доме жить не станет. Люди вместе семьями живут, а Уника теперь ни в какой семье.

Таши такое положение даже устраивало. Хоть и темно ночью в большом общем доме, а все неловко, когда в полушаге от тебя другая пара возится. А в отдельном шалаше вдвоем с милой – рай да и только! Жаль, что в первую же ночь счастье было отравлено. Таши пришел с работ – полный день рыл землю, стоймя вкапывая заостренные бревна – Уника встретила его у костерка, разложенного перед входом, покормила скудным ужином, а когда Таши сладко потянувшись, хотел войти в шалаш, Уника встала в проходе и твердо произнесла:

– Сегодня я тебя домой не пущу.

– А?.. – Таши ничего не понял.

– Сегодня вдовья ночь, – словно маленькому объяснила Уника.

Честно говоря, Таши и думать забыл, что бывает эта самая вдовья ночь.

Обычай вдовьей ночи был древний, но соблюдался неукоснительно. Одну ночь в неделю женатые мужчины не имели права спать со своими женами. Всегда и всюду мужчины погибали первыми: от зубов и когтей, от стрел и топоров.

Чуть не половина женщин в роду были вдовами. Кому-то из них удавалось найти нового мужа, но большинство так и оставались одинокими. Возможно, потому строгий закон наказывал за кровосмешение виновницу, а виновника снисходительно прощал. Мужская жизнь дороже женской.

Рассказывали, что у иных народов один мужчина мог жить разом с несколькими женами, но в роду зубра такого не водилось. У всякого человека – одна жена и вторично жениться можно только если овдовеешь. А для того, чтобы бобылки и молодые вдовы не взбесились от бабского одиночества, и чтобы дети у них продолжали рождаться, отдали предки каждую седьмую ночь вдовам. Хочешь – не хочешь, а обязан в эту ночь женатый человек супругу покинуть и идти под чужой кров. Те из вдовушек, что попригожей, в такое время словно в девичестве, выбирать могли, другие как милости ждали, что хоть на одну ночь пригреет ее мужская рука. Но так или иначе, ломтик счастья получали все.

Чтобы в такую пору не творилось бессовестного блуда, вдовью ночь следовало проводить только с теми женщинами, что из одной семьи с родной женой. Правильный закон, против слова не скажешь. Вот только Таши куда деваться, если Уника отныне ни к какой семье не принадлежит?

– Может, нас это теперь и вовсе не касается? – робко спросил Таши.

– Нет уж, – отрезала Уника. – Как закон говорит, так и поступим.

Нечего судьбу искушать, предков гневить. Второй раз перед родом провинимся – больше не простят, – Уника вдруг улыбнулась беспомощно и тихо произнесла:

– Ничего, ведь это только на одну ночь. Завтра вместе будем.

Таши вздохнул и, собрав оружие, пошел к дозорному костру, решив в следующий раз заранее проситься на такую ночь в караульные. Но и эта ночь выдалась столь беспокойной, так что Таши хвалил себя за то, что вышел из дому при оружии, а не просто присоседился в шалаш к осиротевшим подросткам, которых теперь было в роду куда больше чем живущих при родителях.

Приближался полуночный час, когда опрокидывается звездный ковш, выливая на землю беспросветную тьму. Небо вызвездило к утреннему заморозку. Караульные жались поближе к тлеющему костерку и не слишком охотно обходили недостроенный частокол. Хотя, никто не спал – слушали ночной лес, пытались понять его тайную жизнь. Вот птица крикнула, резко, заунывно. Что ее потревожило? И, вообще, что за птица? Неведомо.

Три ночи тому назад, когда в ограде еще зияли преизрядные бреши, вот так же в час великой тьмы в полной тишине объявилось страшноватое не пойми что. Мелькнула белая тень, сверкнули в темноте два изумрудных глаза, и отошедший на минуту караульщик – совсем еще молодой парнишка, упал обливаясь кровью. Был бы один – вовсе бы конец встретил. А так – кинулись товарищи, и злой дух умчался, не завершив злодейства. Кто-то рассказывал потом, будто рассмотрел в свете факела бегущую по земле птицу. Не диатриму, конечно, а что-то вроде неясыти, только ростом с десятилетнего ребенка. Наутро при свете удалось отыскать на земле следы когтистых лап.

После этого случая люди долго судачили, радовались, что не может диатрима вот так же в ночи носиться, слепнет, дуреха, хуже тетери. Но и с бегучей совой встретиться тоже не сладко было бы. Пикнуть не успеешь, как располосуют тебя острые как игла когти. И вообще, много опасностей лес скрывает, и все незнакомые. Вот опять птица крикнула, на этот раз с другой стороны. Терех – охотник из Турановой семьи, попробовал передразнить ночную крикунью и сам же засмеялся, когда ничего не получилось.

– Ничего, – сказал он, – выучусь, как нужда припрет. Таким манером сигнал подавать удобно. Дергачом в чаще не покричишь, тут тебе не степь, а эта красавица в самый раз орет: и слышно, и не тревожно. Вот, скажем, захотел бы я на наш поселок ночью напасть и пошел бы двумя отрядами. Как отряд места достиг – крикнули ночной птахой, второй отряд приготовился – второй раз крикнули, а после третьего сигнала можно и нападать…

Неведомая птица крикнула в третий раз и в то же мгновение небо прочертила сотня огненных полос.

В первую минуту никто не мог разобрать, что же происходит, и лишь когда разом заполыхали чуть не все шалаши, люди поняли, что с неба падают горящие стрелы. Прежде сыновьям зубра не приходилось встречаться с таким оружием. Вместо острых наконечников у стрел были оголовки из просмоленного волокна. Как неведомые враги поджигали их, Таши понять не мог. С той стороны не было видно ни костров, ни вообще никакого огня, от которого можно было бы поджечь стрелу. Просто вдруг в кустах объявлялся огонек и тут же взвивался в воздух, чтобы упасть на пересохшие крыши шалашей.

Люди с криком выскакивали из гибнущих жилищ, бросались под защиту недостроенных стен. Запели первые ответные стрелы. Нападающие немедленно прекратили бросать на поселок огонь и, оставшись в полной темноте, начали методично обстреливать поселенцев, которых ярко освещал огонь пожара.

Впрочем, за последние дни людям зубра было не привыкать к неожиданным нападениям. Люди поспешно укрылись возле ограды, где стрелы не могли достать их; наиболее опытные охотники быстро привели в чувство заметавшихся и дружный залп вслепую по ближайшим кустам показал нападающим, что так просто селение взять не удастся. Во всяком случае, если не считать сгоревших шалашей, люди еще не понесли никакого ущерба.

– Не стрелять! – незнакомый голос громыхнул так, что все невольно обернулись.

Посреди освещенного круга стоял мастер Стакн. В поднятой руке он сжимал кусок камня, в котором все без труда признали навершие нефритовой дубинки. Значит, не пропала сломанная святыня, а может, даже часть своей силы сумела сохранить. Значит, еще не окончательно сгинул род, еще походят по земле сыновья Лара!