и краснолицый сержант сидели вокруг откидного оперативного столика и как раз собирались сдвинуть стаканы.

– О! – оживился хозяин аппаратной. – Мишаня, ну-ка спроворь тару герру капитану!

Сержант, не изменившись в лице и не шевельнув корпусом, опустил руку куда-то под столик и вынул четвертый стакан. Заварзин тут же плеснул в него из фляги.

– Держи! Мы тут счастливое возвращение сбитых отмечаем. Ну и Манукяна помянем еще разок, не без этого… Только помянем позже. Сейчас – за выживших.

Терентьев чуть пододвинулся, и Виталий смог втиснуть в образовавшуюся щель раскладной стульчик без спинки.

– Как насчет сухого закона, мастер? – на всякий случай поинтересовался Виталий.

– Сегодня можно, – миролюбиво отозвался тот. – Даже нужно.

Приняли за выживших. Зажевав галетой, покрытой щедрым слоем паштета, Виталий чуть расслабился. По внутренностям потекло блаженное тепло.

– Хорошо пошло? – заметил Терентьев, искоса поглядывая на Виталия. – Хотя ты как вошел – и без того рожа сияющая, как прожектор во тьме. Согласилась, что ли?

– Практически, – сказал Виталий, чувствуя, как лицо само расплывается в широченной улыбке, глуповатой и счастливой. – Сказала, будет ждать.

– Сказала – это хорошо, – вздохнул Терентьев без особой радости. – Только ты не спеши ликовать, сказала – еще не сделала. Уж извини, что с небес на землю тебя опускаю. Зато падать будет не так больно в случае чего.

Виталий не ответил. Ему вообще не хотелось думать о плохом; и точно так же не хотелось слушать нравоучения мастера, даже будь он сто раз прав. И мастер явно почувствовал это.

– Ладно, будущее покажет. Поздравляю, чего там. Давай, майор, за стажера тоже шарахнем. За его простое человеческое счастье и за девушку его – чтобы истинной подругой жизни оказалась. Женой офицера, опорой и хранительницей этого, как его… семейного очага.

– Легко, – Заварзин набулькал еще по дозе.

Выпили. Закусили. Терентьев деловито глянул на хронометр.

– Еще минут пятнадцать – и финита, – объявил он тоном, не допускающим возражений. – Поспать надо, завтра, думаю, денек опять весело сложится.

И действительно – за четверть часа успели и погибших помянуть, и за удачу принять, и за тех, кто в небе, и за тех, кто на службе. А потом Виталию показали место в соседнем «Платане», где можно было рухнуть и уснуть, и он с облегчением рухнул, невзирая на однозначные запахи: обитающие тут бойцы тоже не компот этим вечером пили.

Засыпал Виталий, исполненный великого душевного подъема. Мысли кружились и прыгали, ни на одной он не мог сосредоточиться надолго и прямо сейчас отдался скорее эмоциям, чем разуму. Он думал, какая Зоя славная и что у них все обязательно получится; думал, что служба его оказалась дьявольски интересной, и надеялся, что чужую базу все-таки удастся обуздать и расколоть при его, Виталия, деятельном участии, разумеется. Снедало любопытство – что, черт возьми, на самом деле означал вчерашний фантом над базой и на что намекал Терентьев, когда назвал Виталия отмеченным? Это было прекрасно – сознавать, что впереди большая и неимоверно интересная жизнь, и что сам он занят важным и необычным делом. И пусть окружающие хоть тысячу раз на дню называют его шурупом – правду мастер сказал: вбитый шуруп держит крепче, чем завернутый гвоздь. Они с Терентьевым – ну и с майором Прокопенко, конечно, – не кто попало. Они – R-80. Элита, хоть и в шурупской форме. И по этому поводу совершенно не зазорно испытывать законную гордость.

На какой-то из этих крутящихся по кругу восторженно-возвышенных мыслей Виталий и отключился.

Не ведающий жалости и сантиментов Терентьев разбудил его ровно в полвосьмого утра.

– Подъем, стажер! Операция «База», день второй!

Виталий вскинулся на узкой откидной полке с бортиком.

– Давай, продирай глаза, мойся-брейся и на перекус в аппаратную. Днем некогда будет, как обычно.

Терентьев вышел; Виталий помотал головой, стянул куртку и побрел в дальний конец кунга, где у «Платанов» обыкновенно располагался санузел. На оставшихся полках истово дрыхли солдатики, причем не те, рядом с которыми Виталий засыпал, – видимо, ночью сменился караул.

Умытый, свежевыбритый и благоухающий лосьоном, Виталий поспешил в аппаратную. Там уже сообразили чай, все те же галеты с паштетом, разогретую на сковороде гречневую кашу да плюс еще банку каких-то незнакомых Виталию маринованных овощей наподобие помидоров, только густо-фиолетового цвета. Спирт с утра не потребляли, и в целом Виталий этому весьма порадовался – день обещал быть интересным, да и начинался с визита к высокому начальству, какой уж тут спирт!

– Ну как, стажер? – невзначай поинтересовался мастер. – Что снилось?

– Ничего, – честно признался Виталий. – Помечтал минут пять – и как в яму. А потом ты меня разбудил.

Терентьев пытливо глянул Виталию в глаза и ничего больше не спросил.

К восьми сорока «интенданты», ну и Заварзин, конечно же, как раз подходили к посту «Вомбата» перед КШМ-кой командующего. Виталий всю дорогу размышлял о вчерашнем и пытался предугадать сегодняшнее. Очень хотелось, чтобы мастер снова задумал какую-нибудь рискованную вылазку, чтобы было страшновато, но при этом во что бы то ни стало требовалось бы выполнить для общей пользы что-нибудь важное, вот этими самыми руками. Только желательно, чтобы сегодня ему вручили не лопату, а что-то посерьезнее.

За спинами двух дюжих пехотинцев-караульных чуть не приплясывал от нетерпения майор Джексон.

– Ну наконец-то! Командующий вас ждет, проходите скорее.

Терентьев украдкой переглянулся с Виталием.

«Начинается?» – подумал тот с растущим воодушевлением.

Они вошли в КШМ-ку; адмирал восседал на привычном месте, словно и не уходил со вчерашнего дня. Напротив него спинами к вошедшим сидели двое мужчин. Сначала Виталий решил, что это ученые, но потом сообразил, что оба одеты в незнакомую униформу, похожую на военную, только безо всяких знаков отличия.

Едва Терентьев, Виталий и Заварзин вошли, эти двое синхронно повернулись в креслах.

Оба были сравнительно молодые, старше Виталия лет на семь-десять, а Терентьева однозначно немного моложе, подтянутые и чем-то неуловимо похожие друг на друга.

– Господин адмирал! – один из них, едва глянув на вошедших, обернулся к командующему.

Тот по обыкновению имел мрачноватый вид вечно недовольного всем начальника.

– Господа офицеры! Ты, майор, и ты тоже, – обратился он к Заварзину и Джексону. – Попрошу вас подождать снаружи. И не в шлюзе, а вне корабля.

– Есть… – отозвался Заварзин чуть растерянно, на миг замешкался, но спохватился, козырнул и без дальнейших разговоров направился прочь. Джексон на своем референтском веку явно повидал много чего, поэтому вообще безо всяких эмоций и задержек вышел следом за Заварзиным.

Второй из незнакомцев в униформе, не тот, что обращался к командующему, метнулся в шлюз и, судя по звукам, старательно задраил люк. Потом бесшумно вернулся в отсек.