как все-таки убили мужчин? Егерь позвонит, когда будет заключение от эксперта по Дикому. По Юрию-то нет ничего, кроме «инфаркта». Следов на телах нет. Никаких. Егерь нашел еще несколько похожих умерших счастливчиков. Там тоже инфаркты. Они раз за разом проворачивали в голове одни и те же факты. Новых не прибавлялось.

Лекс чиркнул себе в блокнот: выяснить, кто были любовниками стриптизёрши и кто был в любовниках у студентки. Наверняка, среди них есть живые. Стоили ли девицы в постели того, что бы за ночь любви можно было отдать жизнь? Были ли так восхитительно хороши, что в их объятиях можно умереть от счастья?

После обеда он собирался заехать в офис Егеря. У Егеря сейчас было то, о чем он, о чем они все трое мечтали, будучи мальчишками. Секретные дела, государственные тайны, окрашенные властью, силой, званием и удостоверением. Но Лекс признавал: для того, через что ради этого прошел Егор, у него самого маленькие яйца. Только Егор мог погреметь стальным набором.

Лекс довольно улыбнулся, припомнив, как Егерь представил его ребятам, как он участвовал в их планерке. Чувствовал себя крутым следаком. Ненадолго его детские мечты сбылись.

Он до сих пор не верил, что Егерь смог привлечь его к расследованию. Не представлял, какие силы должны повлиять, чтобы такое стало возможно. Ему даже корочку дали, временную, но вполне настоящую.

У Лекса, как у мальчишки, волна радости поднималась внутри и захлестывала, кажется, даже уши краснели.

Сразу и гордость за то, что его знания и опыт кажутся Егерю достойными, чтобы участвовать в расследовании. И возможность участвовать в розыске убийцы Дикого. Причастность к мести. Участие в наказании.

Главное, Лекс в деле.

Почти незаметным движением пальца он гладил колесико мышки. Бездумно скроллил ленту поисковика. Иногда переходил по ссылке и снова спускал страницу вниз. Он уже толком не помнил, с какого запроса начал. Тематика немного изменилась, сейчас выползали истории с заголовками «Смерть от любви» «Удовольствие от смерти» «Смертельное удовольствие» и все в таком ключе.

Сначала он прокрутил вниз, не остановив на картинке взгляда. Даже успел перейти по ссылке и замер, вспоминая, что только что видел и не показалось ли ему. Сознание вполне могло подкинуть мираж. Уж очень Лексу хотелось найти какую-нибудь зацепку.

Он осторожно, аккуратными выверенными движениями откатился назад. Нет, ему не показалось.

Словно мертвая бабочка, застрявшая в паутине и уже наполовину оплетенная пауком, перед ним висела девушка. Незнакомая девушка.

Заметка в какой-то небольшой газете пригорода Большого Города. Убийство по неосторожности. Кто-то практиковал шибари, неудачно. Модель погибла. Убийца не скрывался. Местный наркоман. Больше в газете не было никакой информации. Сплошные сопли, эмоции и словоблудие.

Лекс записал себе в блокнот все, что смог найти ценного. Место убийства, дату, имя жертвы и убийцы. Убийство совершили одиннадцать месяцев назад. Значит, первым вполне могло быть оно. Лексу нужно в архив.

Он отправил фотографию из газеты Егерю и сразу стал набирать его номер.

Глава 20

«Исключительный случай». С этих слов Егерь начинал, когда требовал выполнить работу вне очереди и максимально срочно. Предлагал оставить все остальные дела и заняться только его.

С этими словами он наезжал на отдел программирования, когда отдавал распоряжение найти в интернете что-то не конкретное или зачистить гигантский объем информации. От этих слов вздрагивали судмедэксперты и баллисты.

С этими же словами он готовился переступить порог лаборатории Семена Рафаиловича Кикотя, главного эксперта криминалиста центрального района и самого крутого специалиста по вскрытию трупов и раскрытию их тайн.

Про него говорили, что ту самую иголку, которую необходимо найти в стогу сена он найдет по микроследам металла, осторожно вытащит пинцетом и даже соломинки не коснётся.

В общем-то, правильно говорили. Егор знал немало дел, где именно профессионализм, чутье и дотошность Семена Рафаиловича оказывались решающим фактором, поворачивающим расследование совсем по другим рельсам. Именно он находил деталь, которую не замечал больше ни один эксперт, именно ему взбредало в голову или, как он выражался, «кололо в толстый зад настойчивым шилом» проверить то, что, казалось, вообще не имело к делу никакого отношения.

Хитрый и умный еврей вот уже тридцать лет работал над совершенно особенными трупами. Ходили слухи, что он вскрывал такие высокопоставленные власти и знал настолько страшные подробности, что давно наковырял себе на бессмертие.

Произнести заготовленную фразу Егерь не успел. Семен Рафаилович его опередил.

– Егор, я рад тебя видеть и днем, и ночью, – он даже взгляда не поднял. Специалист безошибочно узнавал пожаловавших к нему в кабинет по шагам, скрипу двери и первому вздоху. – Рад даже тогда, когда ты приходишь не по мою душу, а из интереса к трупам. Хотя твоего визита по свою голову я бы не желал.

Из пузатенького лысеющего и всегда улыбающегося прищуренными глазами мужичка, сидящего на столе, болтающего ножками и пристально разглядывающего два листа бумаги, лился нарочитый не то еврейский, не то одесский акцент и витиеватые комплименты.

Егерь точно знал, Семен Рафаилович учился в местном Меде. Всю жизнь проработал по местным моргам и комиссиям. Кроме как от мамы, ныне покойной Юдифи Давыдовны, иврита ни от кого не слышал. Русским языком владел в совершенстве, классиков знал почище преподавателей литературы, да и в знании истории Государства Российского обскачет иного специалиста с научными регалиями. В общем, не было у него никакого акцента, и слов он не коверкал. Но в подражании еврейской или уж скорее одесской речи он лелеял свою преданность, родине, которую никогда не видел. Играл придуманную и выбранную им роль.

На вопрос, почему он не уехал на историческую родину, как многие его родственники, отвечал, что евреи по-другому сложены изнутри и там он останется без профессии.

– Но душа того трупа, по которую ты пришел, уж в небесах, а за экспертизой тела ты пришел рановато. Послезавтра, мой друг. Послезавтра.

Егерь тяжело вздохнул, тоже облокотился на стол рядом, предварительно поставив между ними бутылку хорошего коньяка, привлекающего не ценником и даже не столько выдержкой, а знанием любимого бренда патологоанатома. Их сиятельство питали особую любовь к Курвуазье. Скромно и со вкусом.

Семен Рафаилович улыбнулся, потискал бутылку в руках, шмыгнул носом. Посмотрел на Егеря и снова на бутылку, выпятил пухлые губы.

Специалист спрыгнул со стола и, не спеша, подошел к высокому шкафчику, ничем не примечательному на первый взгляд и не отличающемуся от всей остальной медицинской мебели.

Егерь успел заметить встроенный холодильник за бесчувственной пластиковой дверью и шеренгу из бутылок. Он довольно улыбнулся. Любимым напитком специалиста, кроме