— Господин комиссар, вы должны понять меня как специалист специалиста, это же был уникальный незапланированный случай получить ценнейшую информацию по нашей проблеме. Ведь ни на что-либо подобное мы никогда бы не получили разрешения!

— «Победителей не судят»? — хмыкнул Николай, но тут же резким толчком выдал главный вопрос: — Когда появились эти ваши… психомы?

— На третий день после аварийного пуска, — Вольский попросил еще сигарету, снова стал терзать зажигалку, бросил, полез за спичками, наконец закурил и продолжал: — Это оказались двойники наших сотрудников. Хотя мы и отметили некоторую самостоятельность в их поведении, это никого не обеспокоило, поскольку психомы были малоактивны и им постоянно требовалась энергетическая подпитка от установки. В противном случае — мы выяснили это эмпирически — происходил быстрый распад квазимолекулярной структуры, то есть психом как бы таял в воздухе.

— И все-таки, почему вы не приняли соответствующих мер и не сообщили обо всем властям? — продолжал наседать на ученого Берест.

— Да поймите же вы, ведь это бесценная информация, дар Фортуны! Пользу надо извлекать из всего! По крупицам собирать… — Вольский уже бегал по комнате, размахивая руками.

— Было бы счастье, да несчастье помогло?! — я вдруг рассвирепел. — А вы в курсе, что ваши психомы людей убивают?

Это было почти озарением, инсайтом, и они оба уставились на меня, как на сумасшедшего.

— Коля, дело Закревской закрыто! — меня понесло. — Энни-Шоколадку прикончил собственный психом! А Гурвич видел эту драку! Представляешь картинку?.. Я бы от такого тоже, наверное, сбежал.

— П-позвольте?!.. — на профессора было жалко смотреть. — Это шутка?!.. Вы не имеете права так…

— Увы, Антон Аркадьевич, — Берест весь подобрался, как лев перед броском: клиент раскололся — значит, надо брать его тепленьким, выкачивать максимум информации, пусть даже моя догадка окажется впоследствии ошибочной. — Одно убийство уже произошло, могут случиться еще, так что настоятельно рекомендую вам обдумать прямо сейчас, как прекратить дальнейшее распространение этой… заразы. Вы ведь не будете отрицать, что ваш так называемый эксперимент вышел за рамки, если не сказать хуже?

— А вы ничего не путаете? — Вольский жалобно смотрел то на одного, то на другого. — Может, все-таки совпадение, трагическая случайность?..

— У нас есть свидетель, — напомнил ему комиссар.

— Да?.. Конечно… Ну что ж… — профессор снова потянулся за сигаретами, прикурил, ломая спички, вздохнул, глотая дым. — Видите ли, мы все же предприняли некоторые меры предосторожности сразу, как только появились психомы. Нам удалось выявить частотный модуль, привлекающий их наподобие «манка», и мы посчитали это достаточным. А вот теперь оказывается, что — нет…

— Получается, что психомам не больно-то нужна эта ваша подпитка, — я все еще кипел от злости. — И не душа это вовсе, скорее — изнанка!

Эта мысль тоже родилась как бы по наитию, но Вольский мгновенно среагировал на нее, даже курить перестал. С минуту он в упор разглядывал меня, будто видел впервые, потом кровь медленно отлила от его лица. Берест, внимательно наблюдавший за ним, тут же продолжил допрос:

— Итак, Антон Аркадьевич, можете ли вы как руководитель исследований дать мне как представителю власти гарантии о безопасности проводимых вами экспериментов для жителей города?

— Господа, — Вольский изо всех сил старался не потерять самообладания, но это ему плохо удавалось: пальцы мелко дрожали, желваки на скулах напряглись и побелели, — психомы, по нашим наблюдениям, были отмечены лишь у двух-трех процентов облученных. Но ведь уже одно это знаменательно! — он попробовал укрепить голос, но связки не выдержали и предательски дали «петуха», профессор закашлялся. — Извините… Появилась возможность избавить человека от пороков, мешающих жить в гармонии с людьми и природой, познавать окружающий мир, не нанося ему вреда! М-да… А справляться с ними просто: достаточно нарушить частотно-модульную квазимолекулярную структуру и психом рассеется в пространстве.

— Вы чего-то не договариваете, Антон Аркадьевич, — с сомнением покачал головой Берест. — Если вы считаете психомов неопасными, почему же стреляли в господина Котова?

— Вы правы, — Вольский окончательно сник и затравленно посмотрел на комиссара. — Мы… мы недавно заметили: они начали вести себя! А когда один из них бросился на лаборанта, пытавшегося отключить установку, стало ясно, что эксперимент… — он обреченно умолк.

— Это была женщина? Психом, который напал на лаборанта? — резко спросил я, толком и сам не понимая, откуда взялась эта убежденность.

— Д-да… Откуда вы знаете?! — Вольский недоуменно уставился на меня. — Понимаете, — вдруг заторопился он, — к нам незадолго до… м-мм, аварии пришла новая сотрудница, психолог, Надежда Селимова. Красивая молодая женщина, умница, она как-то сразу влилась в коллектив, вникла в проблемы лаборатории, высказала несколько весьма ценных соображений по поводу модуляции установки… — профессор задумчиво подергал себя за подбородок. — Единственной, пожалуй, неприятной чертой ее характера я назвал бы холодность. Да, именно холодность, буквально во всем: в общении с коллегами, в решении проблем, в отношении к мужчинам… И вот когда появились психомы, Надя первая высказалась, что, мол, мы, то есть люди, ученые, пока еще не доросли до понимания сути явления, а потому про него надо забыть до поры до времени.

— Но к ее доводам, конечно, никто не прислушался? — саркастически, но с внутренним облегчением усмехнулся я. — Естественно, открытие века, прорыв в науке!..

— Вот именно, Дмитрий Алексеевич! — почти вызывающе отреагировал Вольский, но тут же снова потух. — Хотя, по большому счету, Надежда была права. Кстати, «манок» тоже придумала она. А вот ее собственный психом…

— Не та ли это Надя, подруга Аннушки? — повернулся я к Бересту. — Которая встречалась с мужем Закревской?

— Похоже на то, — кивнул он, — уж слишком много тут совпадений. И что же ты предлагаешь?

— По-моему, выход один, — я пристально взглянул на Николая, — немедленно выключить эту чертову установку, а психомов выловить как можно быстрее.

— Кажется, господин Котов прав, Антон Аркадьевич? — Берест решительно поднялся. — Собирайтесь, едем в Институт.

— Нет, что вы! — Вольский попятился. — Это же… нельзя! Ни в коем случае! Государственный эксперимент!.. Меня же… Я боюсь, господа, — закончил он честно.

— Вы, профессор, не просто трус, — сказал я почти нормальным голосом, вкручивая окурок в пепельницу, — вы еще и пакостник от науки. Но бить я вас не стану, хотя очень хочется. Просто сейчас мы с комиссаром вам кое-что покажем, и если после этого вы хоть что-нибудь поймете, значит, на этом свете для вас еще не все потеряно!

…Машина продиралась сквозь дождевую слизь, расталкивая световыми пальцами комья свалявшегося тумана на обочинах размокших улиц. Казалось, еще немного — и все атрибуты человеческой цивилизации без остатка растворятся в этом отвратительном муссе из воды, темноты и холода. Город словно умер, укрывшись застиранным серым саваном.