«Что-то в пиве…»

Понял он задним числом.

Что-то «не то» было в пиве.

* * *

Литайя.

Вечер.

Он скажет ей – иди сюда. И она подчинится, потому что должна. Нэлли, хозяйка борделя, обронила, что новенькую зовут Мирта. Мирта… Тоненькая, неоформившаяся, узенькая. При мысли о том, что ей всего четырнадцать, член Рори шевелился в штанах – нет, подожди друг, сначала ужин. Зря, что ли, специально для него варили омаров? Не для того он отпахивал рабочий день, выслеживая очередную Мену, потел в засаде, продумывал хитрые диалоги, чтобы вечером «впопыхах».

Он не любил впопыхах, любил долго, чувствуя каждый момент.

У Мирты еще почти нет грудей, они только наметились – Рори задышал тяжелее.

Комната маленькая, темная, зато звуки глушит на ура – этим и хороша. С тех пор, как ему добавили две звезды на погонах, жизнь изменилась. Вдвое выросла зарплата, раза в полтора уважение коллег, но самое главное преимущество служебного положения – ему спускались с рук такие вот «слабости», как незрелая Мирта… Как несколько девочек до нее.

Их отлавливали на улице. Не проституток, но обычных школьниц, которые так неумело потом лизали головку его члена и так умильно при этом плакали. Нетронутые девочки, трогательные в своей искренности, чистые в своих эмоциях. Нет, он не изобьет ее и не искалечит, после Мирту (уже грязную) себе в работницы великодушно заберет Нэлли.

Рори станет «первым». А это раз и навсегда, такое не забывается.

О, как сладко он будет ее всему учить, показывать, хвалить и поощрять. Будет приказывать, если нужно. Это он любит тоже. Хорошо, что служанка уже принесла влажное полотенце, которым он позже сотрет со своих ног девственную кровь.

Только сначала съест своих омаров…

(Tyler Bates, Joel J. Richard – Guns & Turtlenecks)

Мужиков Товач не любил. Ни юных, ни взрослых.

Поэтому, когда в комнату внесли не ужин, как он рассчитывал, а вошел, плотно заперев за собой дверь, рослый гость, Рори испытал приступ злости.

«Работник, наверное». Сейчас скажет, что барахлит проводка, или требуется взглянуть на щиток… Нэлли заплатит ему за это – за то, что прервала процесс моральной подготовки к предстоящему действу, отвлекла, сбила тонкий эстетический настрой.

«Шалава».

Но вошедший на провода взглянуть не пожелал. Спокойно, даже по-царски, огляделся, взял в углу стул, установил его аккурат напротив кресла, оседлал.

И очень долго молчал.

Рассматривала Товача так, будто пытать его все равно уже бессмысленно, будто он куль с говном, а не младший Командор, будто уже подписан сверху приказ о «ликвидации».

– Ты кто такой?

Рори молод, но уже не пацан. Когда только пришел на службу, боялся тех, кто выше рангом, кто умеет вот так вот смотреть. Сам так и не научился, но, опять же, какие его годы? С собой все равно пистолет и тревожная кнопка, с собой радар – по нему свои всегда знают, в каком географическом пространстве подчиненные. Так что «чревато, мужик!», надо так и сказать…

По тревожной кнопке Тени слетятся уже через пять минут – Товач вдруг впервые подумал, что это очень долго.

И не к месту прошиб озноб.

К таким, как гость, он всегда испытывал негласную ненависть – сколько в нем, метр восемьдесят? Метр девяносто? Рори едва дорос до ста семидесяти сантиметров – черт бы подрал его низкорослого папашу. И плечищи раскачать не смог, сколько ни упражнялся – только пузо с поздних ужинов отрастил. А этот…

Этот молчал.

И вроде бы не ощущалось в нем ни тайной, ни явной угрозы (ну зашел мужик поговорить, что с того?), но Рори напрягался все сильнее. Изнутри, из самого своего центра, скручивался, как опухолевый узел.

– Ну… Давай, говори!

Накатывала сквозь злость растерянность.

– Помнишь ее? – спросили его негромко. И высветилось прямо между ними в воздухе фото.

Еще секунду назад он не чувствовал угрозы?

Идиот.

– Помнишь?

Спросили его еще раз и неожиданно взяли невидимой ледяной рукой за сердце.

Просто струхнул, с кем ни бывает!

– Помню, – отозвался браво (еще не хватало, чтобы Командор, пусть и младший, терял лицо перед первым встречным), – эта сука вышибла себе мозг.

Как забыть? С него, конечно, не спросили по всей строгости – за что? Но и не похвалили. Алгория была единственной, кто сумел «улизнуть» подобным образом, остальных пытали месяцами. Ломали долго и тщательно, умирать не позволяли, сбегать тоже. А Рори почти не при делах – он их просто вычислял и доставлял. Довольно умело.

– Значит, помнишь…

Что-то с гостем было не так. Товач не мог понять.

– Ты кто такой? Сват? Брат? Решил мстить после стольких…

«Лет?» А сколько прошло? Год, чуть больше? Почему теперь?

– Уходи… Пока живой. Пока я не сообщил своим…

– Ты не сообщишь. Уже никому.

В комнате потемнело сильнее обычного, сгустился воздух, но высветилось между ним и незнакомцем пространство. А еще вспыхнули синими лампами глазницы в чужом черепе – Товач вдруг мысленно «обосрался», как в детстве, когда брат смастерил в стенном шкафу тряпичного мертвеца, который вывалился тогда, когда Рори по команде дернул за ручку.

Он тогда напрудил и по-настоящему «какнул» в штаны – не добежал до туалета.

Зря ему казалось, что обхвативший сердце чужой кулак – иллюзия. Этот «кулак» обхватил и шею канатом, и яйца стальной проволокой, стянул до невыносимой боли, заставил Товача согнуться, захрипеть в кресле. А фото блондинки все висело, как похоронный портрет, как напоминание.

– Я ее просто привел…

Внутренности засасывало в черную дыру, их будто вдыхал в себя невидимый великан, высасывал через пуп и глазницы.

– Отпусти…

Хотя его никто не держал.

– Я ее не убивал… Только привел.

Он даже немножко ее любил тогда, когда только встретил, когда пригласил на первое свидание. Впрочем, он заставлял себя «любить» их всех, пока не доводил до нужного здания и не передавал «из рук в руки». Правильно бубнил пьяный батя – такие, как «эти», мешают творить новый мир, мешают взять правителя в стальные рукавицы. И батя был прав.

А незнакомец забавлялся.

Рори вдруг прозрел – человек на стуле вовсе не был «человеком». Кем угодно – инопланетянином, плотным духом, признаком сознания… Только не человеком.

– Доставай свой пистолет.

У людей так не светятся глаза.