chitay-knigi.com » Классика » Овидий в изгнании - Роман Львович Шмараков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 127
Перейти на страницу:
печенья и стирального порошка для голубей (давно уж улетевших, потому что голуби не живут там, где нет людей), громоздилась буква Ж из слова «жарче», через которую свет проникал только с девяти до половины одиннадцатого утра. Сидя в полумраке, она вела бесконечные беседы со своим кавалером, который у нее то ли когда-то был, и она из-за этого повредилась в рассудке, то ли его никогда не было, и повредилась она из-за этого, — неважно, но она говорила за них обоих, от себя ласково упрекая его за ветреность и от него горячо опровергая ее обвинения и предъявляя какие-то там доказательства своего постоянства. Бесконечные эти разговоры их обоих не пресыщали, потому что больше заниматься им было нечем. Однажды зимним утром, выглядывая с вытянутой шеей в просветы буквы Ж, она замечала снежные пологие холмы, окрашенные розовым, и раздумывала, хорошо ли было бы сейчас, взяв своего кавалера с собой и выбравшись из загроможденных высшей любовью улиц, оказаться в ветреном поле, с качающимися былками мертвой лебеды, чтобы там снова завести их нежные укоризны и пылкие оправдания. И вот, раздумывая об этом, она почти механически сказала себе:

Холодней будет

о том, что привычно, мне

в поле говорить.

Это и было то идеальное стихотворение, которое столько лет тяготило город: и тяжкие, облупившиеся буквы, в которых ночевали бездомные и собаки, тут же рассеялись, точно их никогда не было; и люди, ушедшие в бесплодные горы, подняли глаза от своих мотыг и смотрели, пытаясь понять, что изменилось в обыденном поле их зрения.

— Боюсь, это все, чем я могу вам помочь, — закончил Эмбек Азатович.

Последовала минутная тишина.

— И что вытекает из этой притчи для нас? — с недипломатичным нажимом спросил средний сантехник.

Эмбек Азатович пошевелился.

— Если бы я хотел сказать, что вытекает из этой притчи, — ответил он с легким раздражением, — я должен был бы рассказать ее заново от начала до конца. Вы на этом настаиваете?

— Ни в коем случае, — поторопился старший сантехник.

— Прекрасно. Тогда, я полагаю, я ответил на ваши вопросы.

— Эмбек Азатович, — искательно сказал старший сантехник, — можно мы вам в филармонию японскую виолончелистку подарим? А то у нас лишняя.

— Японскую, говорите. — Эмбек Азатович пожевал губами. — А как она в смысле выездов в подшефные колхозы? Не заноет? Справки не понесет из поликлиники?

— Выдержит, — подумав, сказал Семен Иванович. — У них там бусидо. Строго очень с вассальной верностью. Чуть что не так — давай животы кроить.

— Что же, приводите, — благосклонно сказал Эмбек Азатович. — Где-нибудь в пятницу, ориентировочно, у нас оценка и прием. А сейчас — извините, концерт начинается. Всего хорошего.

Старший сантехник, ударив себя по коленям в знак завершения и поднявшись, потянулся к выходу; за ним шел средний, шипя ему в сутулую спину: «Надо было виолончелистку сразу дарить. Он бы, может, почувствовал себя обязанным». Сзади грянул магнитофонный звук, и занавес с шелестом разъехался под плески зала. Отчетный концерт застал их на месте, уходить теперь было неудобно. Они присели с краю.

Глава седьмая,

где репертуар гармонично сменяется пантеоном

На сцену, благожелательно колеблясь телом, вышла женщина-конферансье в праздничных блестках.

— Дорогие друзья, — авансом нарекла она присутствующих, — мы начинаем концерт, посвященный юбилею нашей филармонии. Сегодня мы славим творческий Дух, который из века в век один и тот же, потому что дух не имеет возраста. Его откровения были явлены Платону, Данте, Веласкесу, Даниилу Андрееву и Николаю Рериху, когда он общался с махатмами, ашрамы которых скрыты в Гималаях. На Земле, как становится теперь известно благодаря исследованиям энтузиастов, есть точки, где Дух выходит на поверхность, знаменуя свое появление невиданной творческой мощью сверхсознания поэтов, пророков, архитекторов, мастеров садово-парковой пластики. Эти точки складываются в таинственную карту, исследования которой сейчас ведутся. Одной из них является Зальцбург — место, где родился и вырос Вольфганг Амадей Моцарт, звезда первой величины в мире музыки…

— Нулевой, — сказал средний сантехник. — Как минимум.

— Ты чего произнес? — не понял старший.

— Звезда нулевой величины. А еще более блестящие — звезды отрицательной величины, такие, например, как Сириус, альфа Большого Пса, и Канопус, альфа созвездия Киля, и которых совершенно нет в таких созвездиях, как созвездие Мухи, Насоса и Столовой Горы.

— Жаркий Сириус стоит в зените, трещат цикады, женщины становятся похотливы, а мужчины бессильны, — задумчиво сказал старший сантехник.

— Где прочел? — поинтересовался средний.

— У Виталия Бианки, — ответил тот. — В «Лесной газете». Рожь вытянулась выше роста человеческого, цветет уже. В ней, как в лесу, ходит полевой петушок со своей куропаточкой, а за ними желтыми шариками катятся куропчата.

— Надо перечитать, — решил средний.

— Говорят, на Сириусе тоже есть разумная жизнь, — промолвил старший сантехник с той же задумчивостью. — Представляешь, Василий. Далеко-далеко за черной бездной, куда за сто рублей на такси не доедешь, тоже пульсирует исследовательская мысль, проводятся конференции, круглые столы с минеральной водой «Боржоми» номер пять, посвященные подростковой преступности, выездные заседания диссертационных советов, и даже, чем черт не шутит, банкеты по их окончании, когда разрумянившийся диссертант конфузливо принимает заслуженные поздравления! И вот мы сейчас с тобой сидим, занятые обдуманной речью профессиональной женщины, а тем временем там, далеко, в такой же филармонии, построенной в ихнем девятьсот одиннадцатом году, тоже идет отчетный концерт, и люди замирают на своих откидных местах, подверженные сладкому влиянию неземных аккордов.

— Знаешь, Иваныч, — отнесся средний, — мне в общем близок твой культуртрегерский пафос, и я искренне жалею, что придется из принципиальных соображений его охладить. Святая просветительская уверенность в том, что разуму вообще свойственны одни и те же законы, вследствие чего можно, например, написать обладающий универсальной приложимостью план-конспект урока по рассказу Пришвина «Кладовая солнца», — эта уверенность потерпела крах в ходе Великой Французской революции и окончательно после полета Белки и Стрелки. Нет никаких гарантий, что негуманоидный разум совпадает в базовых посылках с нашим. Смешно тратить средства налогоплательщиков, транслируя в пространство теорему Пифагора с надеждой, что там уловят суть притязаний. Иначе говоря, есть основания подозревать, что мы сейчас одни во вселенной наслаждаемся музыкальным искусством в специально построенном для этого общественном здании.

— Очень жаль, — сказал на это старший сантехник. — Ты серьезно отравил мне вечер.

— Творчество Моцарта, — продолжала о своем женщина-ведущая, — одна из вершин человеческого духа, достигнуть которой дано лишь тем, кто в своих запросах не ограничивается одной оранжевой чакрой. Жизнеутверждающее, несокрушимое творчество Вольфганга Амадея не устает влечь к себе людей, заряжая их энергией ноосферы. Сегодня сводный хор

1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 127
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности