– Ступай, – говорит, – красавчик, в ванную, а я сейчас приду.

Как же это в ванную, хотелось возразить Джессике, там ведь жена с вечера белье в тазу замочила…

В этом месте моему либидо, видимо, все-таки удалось договориться с подсознанием, и сон перемотали немного вперед.

И вот я уже в ванной. Интересно, о чем человек думает в такую минуту, правда? Ведь это сон, вседозволенность, фантазия, пиршество безнаказанного порока. Неповторимое мгновение! Через канализацию, может, уйти – это то, о чем подумал я.

На всякий случай я включил воду. Чтобы Джессика ничего не заподозрила.

А сам, конечно, не стал раздеваться, нет-нет. Даже верхнюю пуговицу на рубашке обратно застегнул. Постоял еще немного – и запер дверь в ванную изнутри. Для надежности.

Последнее, что я запомнил, была прыгающая ручка двери, которую Джессика отчаянно пыталась открыть с той стороны…

Я проснулся.

Снаружи перед запертой дверью нашей спальни шумел Артем, дергая ручку в надежде попасть к родителям.

Жена мирно спала рядом, не подозревая, что у нее из-под носа только что чуть не увели целого мужа.

Вот она, супружеская верность. Уровень – джедай.

Девушка, которая в ночь с 8 на 9 июля приходила ко мне во сне и разделась, а я случайно проснулся – я буду ждать вас каждую среду в 20:00 возле памятника Пушкину. Чтобы мы узнали друг друга, я надену ту же пижаму с паровозиками, а вы, пожалуйста, не забудьте свой костюм медсестры и высокие сапоги.

Жена выгнала меня из нашей спальни на диван в гостиную. Ей, видите ли, не понравились мои предсмертные хрипы, как она назвала мой храп, и то временный, спровоцированный простудой. Не могла немного потерпеть, полежать пару ночей с открытыми глазами.

Я моментально придумал план мести. Что подарить жене на 8 марта, я до мая не могу придумать, а вот насчет мести в браках старше пяти лет быстро соображается. По сравнению с мужем, изгнанным из супружеской постели, медведь-шатун – сущий ребенок.

Я вспомнил знаменитую пословицу «на новом месте – приснись жених невесте», блаженно растянулся на диване и затаился в ожидании своей новой невесты, с которой мы вместе от души отомстим жене в моем сне.

Я заснул, и мне приснился Анатолий Вассерман. Анатолий был в своем харизматичном жилете с тремя тысячами карманов, только почему-то одетом на голый торс. Я и в обычном-то его виде не большой поклонник Анатолия, а в такой конфигурации он оказался для меня и вовсе непереносим. В холодном поту я проснулся.

Пока я панически соображал, есть ли у Фрейда в «Толковании сновидений» что-нибудь про Вассермана, я заснул вторично. Видимо, психика не смогла долго бодрствовать после увиденного.

Мне снова приснился Анатолий Вассерман. Только на этот раз я, уменьшенный раз в пятьдесят, сидел в нагрудном кармане его жилета. Как если бы Анатолий был моим Гулливером, а я его лилипутом.

Я впервые стал свидетелем того, как спящий человек изнутри сна щипает себя наяву, чтобы проснуться. Я исполнил этот трюк, едва не вырвав себе кусок кожи.

Я сел на диване, понимая, что теперь и Фрейд не поможет. Я стал вслух считать моник белучч, лишь бы только больше не засыпать.

Никогда не мстите женам, особенно спящим. Сон спящих жен охраняется «Юнеско». Замышляя месть собственным женам, мы сеем перед собой грабли.

Наши сны – деревенский артхаус. Ведь мы не гении. Это только Менделеев умел видеть во сне периодическую таблицу плюс водку, мы же, простые смертные, максимум водку.

Как-то раз мне приснился грустный французский сон о любви. Я был в нем главным действующим лицом. В том сне меня бросила девушка. Бросила резко, до разрыва совместно нажитых капилляров. Я причпокнулся к ней всеми своими присосками добровольным сиамским близнецом, как это и бывает в любви, а она всю жизнь хотела прожить однушкой. В смысле – одиночкой, но точно не двойняшкой, тем более так неказисто склеенной. Вот такой сюжет был у моего французского сна, сумбурный, весь сплошь на полутонах и намеках.

Во сне редко встречаются цельнооболочные реалистичные люди в розовой плоти. Это роскошь, доступная лишь умалишенным. В наших среднестатистических непереводимых наутро снах обычно голышом разгуливают гештальты. Это такой бытовой Босх. Гештальты ходят с полотенцами, спутанными волосами, остатками зубной пасты в уголках ртов и обязательно с кофе, вероломно налитым в нашу любимую чашку.

Одним словом, девушка, стервообразно бросившая меня во сне, выглядела смазано, как у пуантилистов. Чтобы увидеть целое, мне нужно было сделать шаг назад. А какой шаг назад, спрашивается, если я лежу. Ходить лежа – это даже по меркам сна тот еще «Цирк дю Солей».

После того, как меня бросили, во сне раздался звук разбитой чашки (дешевый символизм деревенского артхауса, мол, разбитую чашку не склеишь и т. д.) и надо мной пошел дождь, снег и метеориты. Все одновременно. А это для сна как раз нормально – одновременность разновременного, этакая кустарная вечность.

Мне было больно. Очень. Возможно, я отлежал себе что-то к утру, и реальная физическая боль сигнализировала о себе во сне. Но страдания имели место. А я уже не юный Вертер и позабыл, каково это – страдать по нимфе.

Ладно, подумал я во сне, бросила, так бросила, фиг с ней, у меня еще жена есть. Я в самом деле такое подумал. Слово в слово. Никому не пожелаю однажды оказаться внутри мужского мозга. Страшное место.

И тут что-то случилось. Кошка два раза дернула ногой, ложки нет, Морфеуса взяли за распространение психотропов – одним словом, похоже, матрицу моего сна взломали русские хакеры.

Коварная нимфа, бросившая меня под дождь и метеориты, вдруг явственно проступила из курящегося тумана, как изображение на «Полароиде», и я понял, что это моя жена.

Локомотив сознания стремительно вылетел из тоннеля на волю: я скоропостижно проснулся. Проснувшись, я резко сел в кровати, как панночка в советском фильме про Вия, точнее, встал дыбом. Но сидя. Хорошо, что никто этого не видел.

Боясь посмотреть в ту сторону, потной ладошкой я пощупал слева от себя и нащупал жену. Сокровище было на месте. Фуф. И даже аллилуйя. Никто меня не бросил, все капилляры целы, и ни одного сиамского близнеца не пострадало.

После того сна у меня не осталось никаких сомнений в том, что жена втайне от меня ходит на курсы женской телепатии имени гоголевской панночки. Такие есть, стопроцентно. Как иначе им удержать нас, вороных скакунов в мыле (или в пене? или и в том, и в другом?), без магии и запрещенных приемчиков? И на этих курсах ее, конечно, первым делом научили проникать в мужнины сны двадцать пятым кадром.

Все это чушь, конечно. Сон есть сон, просто на ночь колбасы с колбасой наелся.