Я запаниковал. Еще бы: на старости лет я вдруг стал популярен у девушек, а не только у мамы. С мамиными восторгами, допустим, я научился справляться, а здесь что прикажете делать?

– Простите, – сказала девушка, подтвердив моих худшие подозрения, – а где вы покупали эти очки?

– Я замужем! – выпалил я, не расслышав вопрос и со страху перепутав замужество с женитьбой.

– Я тоже, – спокойно ответила девушка, – вот хочу мужу такие же очки купить, мне оправа ваша понравилась.

В юности, в пору увлечения т. наз. русским роком, меня страшно бесила песня Бутусова «Дыхание». «Слушая наше дыхание, я не знал, что у нас на двоих с тобой одно лишь дыхание». Что это за песня терапевта со стетоскопом, думал я раздраженно, чушь несусветная.

Как-то раз я пришел в супружескую постель поздно, около двух ночи – смотрел телевизор. Я шумно лег (по-другому не умею, кость широкая), но жена никак не отреагировала. Обычно она реагирует – милой руганью спросонья. А тут молчание, к которому мой богатый словарный запас сразу предложил слово «гробовое», и я занервничал. Дело в том, что накануне у жены была температура. Я приблизился к ней, но не всем телом, а ухом, выставив его как локатор. Ухо-локатор было стратегически развернуто прямо перед лицом спящей жены. Нет, она не проснется внезапно и не вскрикнет от неожиданности, не ждите.

Я слушал ее дыхание, но не слышал его. Точнее, я слышал какое-то дыхание, но оно с таким же успехом могло оказаться моим. Мне стало по-настоящему страшно. Но не настолько страшно, чтобы будить потенциально мертвую жену в два часа ночи. Я вспоминал, как в таких случаях проверяют жизненные функции организма и сумел припомнить только зеркало, поднесенное к губам. Нет, я не поднесу зеркало к губам спящей жены, и она не проснется и не вскрикнет, не ждите. Во-первых, темно, во-вторых, у меня нет маленького зеркала, а тащить трюмо из коридора – план хоть и элегантный, но потенциально провальный. Наконец внутри жены что-то зашевелилось (никаких аналогий с фильмом «Чужие», США, 1986 год, пожалуйста), и она благополучно выдохнула мне в ухо. Возможно, ей просто снился дайвинг без акваланга на Мальдивах (нет, мы не были, потому и снился).

Я обессилено откинулся на свою половину супружеского ложа, как будто занимался на нем чем-то другим, а не подставлял ухо жене.

Но едва я задремал, рядом со мной на кровать что-то рухнуло. Я даже не стал открывать глаза, потому что это был Артем, стопроцентно. Он всегда так приходит из своей детской к нам в спальню посреди ночи и рушится всеми своим чахлыми килограммами, будто тоннами.

Через минуту малыш захрапел. Вот как в таком маленьком тельце кристаллизуется богатырский храп? Словно тридцать три богатыря, выходя из моря, отфыркиваются а капелла.

Я не хотел прислушиваться к дыханию сына, но пришлось, потому что это была принудительная трансляция дыхания Артема по всем телеканалам, будто он – парад.

И вот тогда я понял, о чем песня Бутусова «Дыхание».

Никакая это не чушь. Это песня про семью.

– Ой, мне такой странный сон приснился… – говорит жена.

– Погоди, погоди, – перебиваю я, – а мне знаешь, какой странный, полная хтонь. Скачу я на рыжем коне, ветер в лицо, облака летят, как на быстрой перемотке, вдруг конь на скаку поворачивает ко мне голову, и я вижу, что это Джигурда, ну, понимаешь, перед от Джигурды, а зад от коня, типа кентавр, и голова Джигурды говорит мне своим фирменным хриплым голосом: «А ну, слезай с моей жопы, придурок!» Я аж подпрыгнул во сне и проснулся.

– А в моем сне козлик почему-то бодал котика… – заканчивает свой рассказ жена.

Теперь мы всю жизнь будем жить с этим. Не с ее козликом, бодающим котика. А с моим Джигурдой-кентавром, естественно.

Самые тяжелые семейные кризисы – из-за метеоритов. Из-за того, что прилетает в вашу размеренную семейную жизнь из ниоткуда, словно из космоса. Из-за того, что всегда таилось в недрах одного из вас, но до поры пряталось по ту сторону солнца. Обычно это что-то громадное, огнедышащее и опаляющее. У жертвы такого открытия неминуемо возникает ощущение, что он впустил в свою душу незнакомца. Образ метеорита, возможно, не очень понятен. Точнее это можно назвать форс-мажором. Еще точнее – чертом из табакерки. А уж совсем точно – модным нынче термином «черный лебедь».

Однажды такой черный лебедь случился и со мной.

Жена моя, скромная девушка, на шумной вечеринке позволила себе, на мой взгляд, лишнего. Подсел к ней один. Там было много разных людей, большинство их них не знали друг друга. Он, конечно, не подозревал, что моя жена не свободна.

Коснулся губами ее уха, что-то шепча. Она не отстранилась. Положил руку на ее колено. Рука не была убрана. Несколько наших друзей, присутствовавших там, стояли с квадратными глазами. Наконец жена о чем-то проворковала ему, сверкнув взглядом с чертовщинкой и слегка наклонившись навстречу, так что они чуть не поцеловались.

По дороге домой, вцепившись в руль, я не сказал ей ни слова. Фонарные столбы выворачивали чугунные шеи, тревожно глядя нам вслед…

Жену незначительно оправдывало только то обстоятельство, что все это случилось во сне. В моем.

На ночь я съел три куска торта и две куриные ножки. А мне от переедания всегда подобное снится.

Но, повторюсь, это незначительное оправдание. Жена все-равно виновата. Нельзя так себя вести. Тем более в мужнином сне.

В моем возрасте эротические сны – редкость.

А тут вдруг приснилось. Видимо, соленого поел на ночь. Это как-то связано: Эрос и селедка в винном соусе.

Я мысленно уселся в кресло, чтобы смотреть эротический сон, как в кинотеатре. То есть я даже внутри собственного сна не верю в свое счастье и полагаю, что эротика произойдет с кем-то другим, а я лишь зритель. Однако довольно быстро выяснилось, что на этот раз в главной роли именно я.

Снилась мне роскошная девушка, мечта Кролика Роджера. В смысле – вылитая Джессика Рэббит, только живая, не мультипликационная. Это хорошо, что не мультипликационная, не хватало еще, чтобы сорокалетнему мужику эротика в виде мультфильмов снилась. Я щипал себя за все места, по-прежнему не веря. Было больно, как не во сне, но я не проснулся.

Батюшки, думаю, жена же рядом лежит. Как же это…

«Сон, придурок, сооооон», – пыталось докричаться до меня мое просроченное либидо.

Ладно, успокаивал я себя, наверняка еще долгая прелюдия будет, все эти дешевые мизансцены про «почини мне кран» или «почисти мой бассейн», как в нехороших фильмах, – я еще успею придумать план побега.

А Джессика, стерва, возьми да и заговори со мной человеческим голосом.