горбом гигантского тритона. Разложив костер, сушили онучи, варили мучную похлебку. Кто и задремал уже, подставив лицо выглянувшему из густого тумана солнышку, кто – как Малена с Найденом – разговаривал о чем-то негромко, Никифор молился, а трое молодых артельщиков – Ярил, Овчар и Михря – метали на щелбаны ножик. Лоб Михряя уже был красен изрядно.

– А вот ужо, – нервничая, суетился он. – Ужо попаду во-он в ту осину.

– В этакую-то и слепой попадет.

– Да ну вас…

Размахнувшись, отрок метнул нож, и тяжелое лезвие, дрожа, воткнулось в ствол.

– Ага! – возликовал Михряй, побежав за ножом. – Ну, готовь лоб, Овчаре!

Подбежав к дереву, отрок выдернул нож. Вся кора старой осины желтела порезами.

– А тут, похоже, и без нас кидали.

– Чего ты там застрял, Михря? Ножик не вытянуть? Сейчас поможем.

Отрок обернулся:

– Да не надо. Гляжу, тут уж кидали ножики.

– Ну, конечно, кидали, – подошел ближе Овчар. – Думаешь, ты здесь первый? Ого… И в самом деле истыкано.

– Вона порезы какие!

– Постой-ка! – Овчар всмотрелся внимательней. – Да нет, не порезы это, Михряй. Похоже – буквицы. А ну-ка, зови Найдена с Никифором.

– Это не простые буквицы, – оглядев кору, задумчиво промолвил монах. – Это руны – норманнские письмена. Интересно, кто и зачем их здесь вырезал?

– Боюсь, это мы вряд ли когда узнаем, – усмехнулся Найден. – Ну, пора в путь. Надо добраться до сухих мест к вечеру.

И снова путники зашагали вперед, через трясину, только теперь в выцветшем полинялом небе жарко палило солнце.

– Ух, и зной же. – Михря вытер лоб рукавом.

– Не останавливайся, Михряй, – обернувшись, крикнул ему Зевота. – Остановишься – болотные чудища враз утащат в трясину.

Отрок поспешно запрыгал по кочкам, время от времени испуганно поглядывая на трясину.

Прокса-челядин, посланный Ирландцем за Боричем – куда-то запропал тот, что такое? – подойдя к воротам, гулко забарабанил в них обоими кулаками:

– Отворяй, тиун-батюшка, боярин зовет!

– Кто это? – вздрогнул сидевший у очага Истома.

Борич Огнищанин почесал перемотанную тряпицей голову, скривился:

– Видно, хозяин прислал кого-то. Впущу. – Он поморщился, встал и, пошатываясь, вышел во двор.

Истома выскочил следом:

– Погодь, друже. Не надо бы, чтоб он меня у тебя видел.

– Так спрячься вон за столбиками. Войдет – выйдешь.

Скрючившись, Мозгляк затаился подле ворот. Видел, как, отворив створку, Огнищанин впустил посланца – худющего отрока со смешными оттопыренными ушами.

«А ведь подходящий парень! – выходя из ворот, сообразил Истома. – И слаб – вон от ветра качается – такого враз спеленать можно. – Он обрадованно потер руки. – Чтоб придумать только? Вон, возвращается уж…»

– Отроче, отроче, – скрючившись, жалобно позвал Истома.

Прокса оглянулся:

– Чего тебе, дядько?

– До постоялого двора не доведешь ли? Я, вишь, плоховато вижу. Обол ромейский дам, ужо.

– Обол? – Прокса заинтересованно подошел ближе, спросил недоверчиво: А покажи обол-то?

– Да вот он, смотри. – Истома раскрыл ладонь. – Видел?

– Да уж видел. А не обманешь?

– Родом с Рожаницами клянусь и водяным ящером.

– Ящером? Добрая клятва. Ин, ладно, хватайся за руку – доведу.

Ночь, теплая и влажная, опустилась на город, в темном небе серебрилась луна, на дворе Ермила Кобылы громко стрекотали кузнечики.

– Ишь, расшумелись. – недовольно цыкнул Истома. Пригладив волос, заглянул в клеть: – Можно, господине?

– Входи, – послышался из темноты глуховатый голос. – Надеюсь, ты все приготовил.

– Не беспокойся, князь, на это раз жертва готова!

– Хвалю. Ты нашел место?

– Тут, на заднем дворе.

– Жаль, слишком быстро придется.

– Зато никуда выносить не надо. Здесь же и зароем, Ермил разрешил, только сказал – платите.

– Заплатим, – мрачно кивнул друид. Глаза его горели огнем злобного торжества. Он быстро поднялся с лавки и накинул на плечи плащ: – Идем.

На заднем дворе уже был приготовлен вкопанный в землю столб с привязанным к нему несчастным челядином Проксой. Подойдя ближе к нему, друид улыбнулся и вытащил нож. Прокса задергался, очумело вращая глазами. Кляп едва не выпал из его рта. Истома подсуетился, затолкнул поглубже.

– О, Кром Кройх! – упал на колени друид. – Я дарю тебе сегодня свежую кровь, как дарят все мои люди, сражающиеся во имя твое в здешних лесах! Прими же, о великий Кром, мою жертву и окажи помощь и покровительство!

Не поднимаясь на ноги, друид резким движением вспорол несчастному юноше живот, чувствуя, как течет по рукам вязкая горячая кровь. Прокса извивался, стонал.

– О Кром! – в экстазе шептал друид, терзая ножом теплое тело. – О Кром, мой бог, о богиня Дагд, о боги…

Он ушел следующим днем, вернее, не он, а Варг, ведь только по ночам друид мог быть друидом. Вышел из ворот и вслед за проводником Лютшей спустился к реке, к спрятанной в кустах лодке. Тяжелый мешок оттягивал руку Варга, в мешке этом, в особом кувшине, находились голова и сердце несчастного челядина Проксы.

– Ну, за удачный отъезд! – присев на берегу, Варг вытащил из-за пазухи плетенную из лыка фляжку.

Глава 11

Засада

Кто эти воины?

…смелы вы с виду,

ничто не страшит вас;

кто же ваш конунг?

Старшая Эдда. Песнь о Хельги, сыне Хьерварда

Июль 865 г. Приладожье

Над низким болотистым берегом клубился туман. Сяси – «комариной реки» – почти не было видно, только слышался плеск воды. Стук топоров разносился далеко по туманной глади. Подойдя к реке, Лютша остановился, прислушался. Идущий сзади Варг, чуть не налетев на него, хотел было что-то спросить, но проводник быстро обернулся, приложив палец к губам:

– Чужие!

– Купцы? Торговцы? – припомнил некоторые слова Варг, казавшийся исхудавшим и бледным. Лютша никак не мог до конца понять своего спутника, днем – явного неумеху, а ночью… Ночью Лютша испытывал страх. Ему казалось, в тело Варга вселяется злой дух – да так ведь оно и было. – Может, и торговцы, – согласно кивнул проводник. – А может, и другие. Шалят по лесам-то, места исхоженные, людные – промыслом разбойным заработать можно.

Варг повел носом – ветер приносил запах дыма.

– Костер палят, – тихо промолвил весянин. – А топоры… видно, плот рубят – переправляться.

– А мы с тобой как переправимся, вплавь? – по-норвежски поинтересовался Варг.

Как ни странно, Лютша его понял – немножко знал язык норманнов – усмехнулся:

– Челнок тут у меня спрятан, чай, не впервой хожу.

Лютша нырнул в клонившиеся к реке заросли ивы. Послышался плеск, затем из тумана показался нос челнока, маленького и легкого. Войдя в воду, Варг с шумом перевалился через борт, едва не утопив утлое суденышко.

– Тише ты, леший! – вполголоса заругался Лютша. – Услышат.