лишь вопросительно приподнял бровь, когда я последовала приказу Стаса, изо всех попытавшись скрыть своё возмущение и при этом не заострять внимание на своём прозвище. Что значит «подожди в коридоре»? Да я же явно всё самое интересное пропущу! Прикрывая за собой дверь, успеваю заметить, как барин весело подмигивает мне, и прокручиваю в голове варианты: как он собирается это дело улаживать? Скорее всего, единственным способом, который сработает наверняка — даст взятку.

Нечестно быть таким богатым, жить становится неинтересно.

Удушливый воздух этого места вкладывал в голову нехорошие мысли, так что я вышла на улицу и уселась в ожидании на скамейку у самых ворот. У меня появилось немного времени, прежде чем придёт Стас и снова начнёт меня подначивать, так что нужно воспользоваться им.

На повестке дня было два важных вопроса. Во-первых, почему Макс выглядел так, будто от моего согласия его дальнейшая жизнь зависела? Я думала, что он так упорно преследует меня из-за чувств, но, может, здесь была какая-то другая, более реальная причина? Перед тем, как мы оба начали встречаться, девчонки за ним табуном бегали, после нашего разрыва он бы, скорее, себе другую нашёл, чем стал таскаться за мной, как неприкаянный: не в его это характере — свою слабость показывать. Тем более что все оба раза он упрекает меня в продажности — мол, меня в Стасе только деньги привлекают. Может, я чего-то не понимаю, но, по-моему, если ты действительно любишь и раскаиваешься, то не станешь говорить вещи, которые только ухудшат ситуацию.

Во-вторых, почему отчаяние? Я бы поняла, если он выглядел злым или показывал презрение, но отчаяние? Ощущение, что он участвует в каком-то споре, о котором я не знаю и к которому имею отношение, и от его исхода зависит будущее Макса. Может, он куда-то вляпался, и ему нужны деньги? Звучит логично, если бы не одно жирное «но»: Пожарский далеко не дурак и знает, что я на такой развод не куплюсь.

Тогда чего ему надо?

Слева от меня кто-то плюхнулся на поверхность скамейки — не сел, а как будто завалился, — и твёрдая рука сгребла меня в охапку. Поднимаю недовольный взгляд на Стаса, но тот осматривается по сторонам и заговорщицки шепчет мне на ухо.

— Из тебя вышла бы отличная актриса, но ты временами жутко переигрываешь.

— Уж чья бы корова мычала, Баринов, — вернула ему его шпильку. — Чего так быстро? Я надеялась, что хоть сегодня от тебя отдохну.

— Если услышу что-то подобное ещё раз — подам на развод, — щёлкает меня пальцем по носу и, поднявшись на ноги, тянет меня за собой.

— Да кто бы тебе его дал… — нахмурилась; он приподнимает бровь, и я, прокрутив в голове свой ответ, поправилась: — В смысле, чтобы давать развод, ещё жениться надо, но я на такое не подпишусь.

— Однажды точно подпишешься, — уверенно кивнул и взял меня за руку.

Собираюсь сказать, куда ему пойти с его самоуверенностью, пытаясь при этом не обращать внимания на предательские ромашки, распустившиеся в душе, но замечаю вышедшего из здания Максима. Он выглядел весьма понурым, явно чувствуя себя проигравшим… в чём бы там ни было, но мне не было его жалко. Я хотела только одного — знать, что ему на самом деле от меня нужно. Отпихнув от себя Стаса, который, впрочем, не пожелал остаться там, где стоял, я направилась прямо к Максу. Меня глодали сомнения, я не верила, что он ответит честно или вообще скажет хоть что-то, но попытаться всё же стоило.

Парень был озадачен, что я всё ещё здесь, и выражение его лица говорило о том, что он ещё и раздосадован, хотя винит в своих проблемах точно не себя. На мой вопрос, что за спектакли он устраивает, парень хмыкнул, будто не понимал, почему должен мне что-то объяснять, так что мне пришлось зайти с козырей.

— Ты же понимаешь, что у тебя ничего не получится, чтобы ты там ни задумал? Если ты поспорил со своими друзьями, что сможешь меня вернуть, то просто отдай им то, что проиграл, и закончи весь этот балаган.

— Я ни с кем ни на что не спорил, — выдал порцию своего раздражения; в его глазах появилось что-то вроде расстройства. — Я ведь не дурак, иллюзий не питаю. Да и ты была бы идиоткой, если бы согласилась вернуться после всего, что было. Если честно, не уверен, что ты когда-либо была нужна мне — просто с тобой удобно. Но это теперь тоже неважно.

— Тогда зачем? — удивлённо допытывалась я.

Макс вроде бы не сказал ничего нового, но слышать это именно от него было неприятнее, чем прокручивать тот же самый текст в своих мыслях. А ему хоть бы хны: будто обсудив только что погоду, он спрятал руки в карманах джинсов, хмыкнул и приценился к Стасу.

— Ну, раз уж не выгорело там, то точно выгорит здесь, не так ли?

На мои губы наползла горькая усмешка: ну, хоть где-то я не ошиблась — деньги точно были замешаны в этом тесте. Стас не колебался ни секунды, когда полез в бумажник и выудил оттуда несколько сложенных пятитысячных купюр, и я почувствовала, что с каждым днём становлюсь обязанной ему всё больше.

— Другое дело, — сразу повеселел Пожарский и проворно спрятал деньги в кармане — видимо, боялся, что Стас передумает. — Какая-то цыпочка поджидала меня после работы и предложила заработать. Сказала, что отвалит приличную сумму, если я сумею заставить тебя влюбиться в меня снова.

— Как она выглядела? — спросил бесцветным голосом барин, но мы оба и так знали ответ.

— Гламурная такая. Крутые шмотки, дорогая тачка, все дела.

Мы со Стасом пересматриваемся и понимаем друг друга без слов. Инга.

Только вот как она узнала про Макса? Не припоминаю, чтобы я при ней когда-либо говорила о нём. Я озвучила свой вопрос и нервно всмотрелась в лицо, которое теперь кроме отвращения, ничего не вызывало.

Как я могла любить этого ирода столько лет?

— Понятия не имею, — услышала в ответ. — Она ничего не объясняла, а я не спрашивал.

— Естественно, — брезгливо скривилась я. — Ты за деньги и сам продался бы.

Больше мне не требуется никаких пояснений, так что я тороплюсь к выходу, надеясь, что больше никогда не увижу это лицо. Стас догоняет меня практически на светофоре, за поворотом от здания полиции, и за плечи разворачивает к себе лицом.

— Ты как?

— Отличная вышла прогулка, спасибо, — бурчу себе под нос.

— Мне жаль, что я подкинул тебе проблем. — Его голос прозвучал довольно