…Ближе к вечеру, когда уже темнело и отряд был сформирован, к Старикову неожиданно подошел майор Литке.

— Вы пойдете вместе с отрядом, — сказал майор Старикову. — Так приказал господин полковник.

— Понятно, — сказал Стариков.

— Я также пойду с отрядом, — сказал Литке. — Со мной будет взвод солдат.

А вот это для Старикова оказалось неожиданностью. И даже его встревожило. Но разумеется, он не подал виду: в конце концов, нечто подобное следовало предполагать. Так что необходимо принять это как данность, как факт, от которого невозможно избавиться.

Ночью, после отбоя, Стариков встретился с Дервишем и рассказал ему обо всех подробностях завтрашнего похода: и о том, что и он, Стариков, идет с отрядом, и о том, что их будет сопровождать целый взвод солдат во главе с самим Литке. Тут же они обговорили план, как они будут действовать, оказавшись за пределами лагеря.

— Перво-наперво, — сказал Стариков, — нужно будет избавиться от немцев. Без стрельбы, думаю, тут не обойдется, поэтому нужно будет отойти подальше от лагеря.

— Зачем? — спросил Дервиш. — В лагере будут думать, что мы натолкнулись на разбойников или партизан. Потому и стрельба…

— И то верно, — поразмыслив, сказал Стариков. — Значит, выбираешь удобный случай и командуешь… Надежных людей хватит?

— Хватит, — ответил Дервиш.

— А как быть с остальными, которые ни о чем не подозревают? — спросил Стариков больше у себя самого, чем у Дервиша.

— Будем разбираться по ходу действия, — спокойно ответил Дервиш.

— Да, — согласился Стариков. — По-другому — никак…

Глава 30

Отряд карателей выступил на рассвете. Всего в отряде насчитывалось сто два человека — Стариков определил в отряд всех заключенных, кого только было возможно. Поодаль от отряда шли немецкие солдаты. Вместе с майором Литке Стариков насчитал их сорок два человека. Каратели были вооружены винтовками, тремя ручными пулеметами и двумя легкими минометами. У немцев были автоматы и три ручных пулемета. «Да, будет бой! — подумал Стариков. — Большой бой, так что будет слышно на весь лес! Что ж — бой так бой…»

С Лысухиным Стариков так и не увиделся. Да и зачем им было видеться? Они виделись вчера и сказали друг другу все, что было нужно. Если не вслух, то безмолвно.

У Старикова не было при себе часов, и потому время он определял интуитивно и по особым приметам — то есть так, как он это научился делать, еще будучи фронтовым разведчиком, а не смершевцем. По его предположениям, отряд двигался по лесу уже более двух часов. Шли как положено: впереди — разведка, за нею — основная часть отряда. Немецкий взвод шел позади отряда.

Рядом со Стариковым шел Дервиш. Перед выходом они договорились быть вместе, идти рядом, чтобы, в случае чего, можно было помочь друг другу и подстраховать друг друга. Да и обговорить какие-то моменты, когда ты рядом, намного проще.

— Что, будем начинать? — спросил Стариков. — Гляди — поляна. Самое удобное место…

Дервиш молча кивнул и издал громкий гортанный звук, ничуть не похожий на человеческий крик. Так, наверное, кричит неведомый зверь в пустыне или горах. Для немцев такой крик был полной неожиданностью, а потому им необходимо было время, чтобы понять, что это за звук и по какой такой причине он возник. Для карателей же, посвященных в дело, этот звук был условным сигналом.

Тотчас же строй карателей рассыпался, стволы винтовок и пулеметов выставились в сторону немецких солдат, и началась пальба. Те из карателей, кто был не в курсе дела, ошалело и недоуменно заметались по поляне, не зная, что им предпринимать.

— Всем лечь! — что есть силы заорал Стариков. — Огонь по немцам!

Кто-то — упал на землю, другие — в испуге пытались добежать до деревьев, обступивших поляну, и укрыться за стволами. Немцы оказались практически в безвыходном положении — до деревьев, за которыми они могли бы укрыться, было далековато, да и как до них добежишь, когда по тебе стреляют? Но тем не менее они быстро сообразили, в чем дело, и открыли по карателям ответный огонь. Солдаты стояли в полный рост — вести огонь лежа не было никакого смысла, пространство было открытым, и укрыться было негде. По той же причине не ложились и каратели. Это был странный бой, это был бой вопреки всяким разумным правилам. Обе стороны стояли друг напротив друга и с яростно перекошенными лицами стремились друг друга убить.

У немцев было преимущество — автомат намного скорострельнее винтовки. Дервиш понял это первым и дал команду идти в рукопашную. Здесь у немцев также было преимущество — они были сытыми и сильными, а недавние узники — голодными и слабыми. Зато у узников было численное преимущество. И еще — они стремились вырваться на свободу. У них была надежда, а надежда значит многое. И в мирное время, и на войне — везде. Скоро в рукопашную схватку вступили и те, кто стремился укрыться за отдаленными деревьями. Если не все, то бо́льшая часть из них.

Участь немецких солдат была предрешена. Очень скоро бо́льшая часть из них была убита; лишь несколько человек, в том числе и майор Литке, остались в живых и были взяты в плен.

Бой закончился так же внезапно, как и начался. Недавние заключенные, они же недавние каратели, постепенно приходили в себя. Прийти в себя после боя, да притом еще и рукопашного, дело очень непростое. Здесь необходимо время, необходима привычка, необходимы особые душевные силы. Из всех недавних карателей лишь Дервиш, казалось, не утратил душевного равновесия. Он был все таким же спокойным и невозмутимым, и на его лице невозможно было прочитать никаких чувств — хотя кто, кроме него самого, знал, что на самом деле творилось сейчас в его душе. Именно эта его внешняя невозмутимость действовала на всех успокаивающе и отрезвляюще. Тут и там послышались разговоры, кто-то закурил, кто-то даже нервно засмеялся…

Изо всех сил держать себя в руках старался и Стариков. Утирая рукавом кровь с лица — он пока не понимал, свою или чужую — Стариков принялся считать убитых. Разумеется, не немцев, а своих. И насчитал их восемнадцать человек. Дорогой ценой заплатили узники