– Я потому и спрашиваю, кто дежурит, – обезоруживающе улыбнулся Чесноков. – Дядь Саш, мне действительно надо. По делу.

Дворник вынул папиросу изо рта, затушил, поплевав на уголек, и отнес к урне возле крыльца. Оттуда пробасил:

– Владимировна сегодня дежурит. Только смотри, без нарушений распорядка!

– Без вопросов, дядь Саш, – обрадовался Гоша.

– С тобой? – Дворник кивнул на Игоря и Семена.

– Да. Мы быстро.

– Надежные?

– Друзья, – с чувством ответил Чесноков, бросая взгляд на парней.

– Тогда можно, – разрешил дядя Саша и отошел в сторону, словно валун откатился от входа.

Когда металлическая дверь с отключенным магнитным замком захлопнулась за их спинами, Игорь понял, что они зашли в интернат с черного хода. Тут не было посетителей, не было очередей на прием, а лишь приоткрытая дверь с табличкой «Дежурные покои», рядом стрелка с указателем «Реанимация», створки широкого грузового лифта и лестница вверх, перегороженная решетчатой дверью с обычным кнопочным кодом.

– Как-то мы легко прошли, – несколько разочарованно произнес Семен, и его слова отдались эхом. – Я думал, тут посерьезней охрана.

– Кого охранять-то? – удивился Гоша. – Детей? Здесь же не тюрьма, не изолятор.

– А решетки для красоты? – хмыкнул Старцев.

– Ты не путай, – Гоша скинул капюшон и поправил волосы. – Мы идем в интернат, считай в обычную больницу. Ну пусть не совсем обычную. Решетки для безопасности… Ну и как средство от всяких инцидентов.

– Это от каких же?

– Чтобы из окон не прыгали. Мало ли какая блажь подростку в голову придет. А, к примеру, в «зомбарий» этим входом не попасть, там охраняемый вход через главный корпус Института. И уж поверь, охраняют там как положено.

Гоша подошел к двери, ведущей на лестницу, и принялся нажимать кнопки на кодовом замке.

– К слову, дядя Саша тоже не просто дворник, он тут лучше всякой охраны.

– А кто он, если не просто дворник? – спросил Игорь.

– Не то бывший чекист, не то бывший рэкс. Но очень непростой дяденька.

– Проверял? – с улыбкой спросил Семен.

Чесноков лишь развел руками, мол, было дело.

Замок звонко щелкнул, дверь открылась, и Гоша сделал приглашающий жест, первым начав подъем по ступенькам.

Здесь уже чувствовались своеобразные запахи, присущие большому количеству живущих вместе людей, приправленные легкими оттенками каких-то медикаментов и хлорки. Здесь же, на лестнице, друзьям встретился и первый воспитанник специнтерната.

– Привет, Максим! – приветливо воскликнул Гоша. – Как дела?

Парнишка лет семи, одетый в вытянутые спортивные штаны, олимпийку и тапочки на шерстяной носок, сидел на широком подоконнике и копался в телефоне. При звуке голоса он поднял голову, увидел Чеснокова, заулыбался и кивнул несколько раз, помахав рукой. Из его горла вырвался тоненький, похожий на свист звук.

– Вот и молодец, – Гоша, проходя мимо, хлопнул его по плечу. – Смотри не простудись.

Когда друзья поднялись еще на полпролета, он вполголоса пояснил:

– У мальчишки с рождения с голосовыми связками проблемы. В ультразвуковом диапазоне общается.

Поднялись на второй этаж. На массивной, обитой плотным кожзамом двери висела табличка «Младшая группа».

– Здесь детишки до четырнадцати лет, – Гоша щелкнул ногтем по двери. – Мало кто рождается сразу в тяжелой стадии болезни, в основном меняются с возрастом. Впрочем, бывают исключения. Нам выше.

На следующем этаже дверь выглядела помассивнее, с поперечными рейками и тяжелой металлической ручкой. На косяке был прикреплен звонок, под которым кто-то дописал черным маркером: «А надо ли?»

Табличка гласила, что перед друзьями вход в среднюю группу.

– Здесь лежат подростки, – вновь прокомментировал Чесноков. – Обычно после нескольких лет наблюдений становится ясно, удастся ли заблокировать ход болезни или нет. Потому с этого этажа выхода два – либо домой всю жизнь на «колесах», либо выше, в «зомбарий», на опыты.

– Ничего себе перспективы, – мрачно сказал Старцев.

– А ты думал, – полным оптимизма голосом ответил Гоша. – Тут все по-взрослому.

Он вдавил кнопку звонка, и за дверью раздался резкий дребезжащий звук.

Ждать пришлось недолго – раздались приближающиеся шаги, щелкнул засов, и дверь приоткрылась.

– Здравствуйте, Софья Владимировна! – радостно воскликнул Гоша. – Соскучились?

– Не успели, Чесноков, не успели, – ответила невысокая пожилая женщина в длинном врачебном халате и с волосами, убранными под шапочку. Она напомнила Игорю строгую учительницу из какого-то старого черно-белого фильма – прямая, несмотря на возраст, осанка, внимательный взгляд сквозь стекла очков и профессиональная невозмутимость присутствовали.

– Ну как же так, Софья Владимировна, – притворно расстроился Гоша, разведя руками. – А я вот очень по вам соскучился!

Губы врача чуть дрогнули от сдерживаемой улыбки, она склонила голову и прямо посмотрела на Игоря и Семена.

– Кого привел?

– Это друзья, Софья Владимировна, – поспешно откликнулся Чесноков. – Они со мной.

– Посещения только в отведенные дни, – отрезала врач.

– Ну, Софья Владимировна, – загундел Гоша. – Ну чего вы? Всегда ж можно было…

Софья Владимировна нахмурила брови, сверля Чеснокова взглядом.

– Это можно было пока ты воспитанников самовольно не уводил, – сказала она. – А теперь все, Чесноков, нет тебе веры.

– Ну, Софья Владимировна…

– А то мы как раз сомиков новых в аквариуме завели, а ну как ты их тоже утащишь?

– Да я же сам тот аквариум сюда принес! – У Гоши сделался вид как у нашкодившего ученика, старающегося загладить вину перед директором. – На фига мне ваши сомики?

– А на фига ты четырех детей в кино без разрешения водил? – парировала врач.

– Ну а кто их еще в кино сводит? – перешел в наступление Чесноков. – Там фильм шел, они его давно уже ждали. Софья Владимировна, вы же меня знаете. Я ради наших в лепешку разобьюсь! Я же как лучше хотел!

– Ну а чего разрешения не спросил?

– Не получается у меня с Марией Егоровной общий язык найти, – сокрушенно вздохнул Гоша. – Она считает, что я плохо влияю на молодых. Вы же меня с детства знаете, Софья Владимировна, вы бы ей сказали, что я хороший. Я даже записку оставил в палате, что ребята со мной, номер своего мобильного там указал. Она же даже не позвонила!

– Скажи спасибо, что она до Разуваева не дошла, – вздохнула врач. – А то бы досталось тебе на орехи.