— Что это такое? — спросил у нас Карл, протягивая к нам руку, всю перепачканную черной краской.

— Не переживай, это краска для волос, — сказала Мариша. — Очень дорогая.

Последнее заявление почему-то примирило Карла с жизнью, а может быть, после пережитого стресса его просто не держали ноги. Во всяком случае он рухнул в кресло, издав при этом душераздирающий стон и перепачкав еще один предмет обстановки нашего номера. Мы столпились возле него, не зная, за что взяться. Наконец мы сообразили отвязать от ноги Карла веревку, в которой он запутался. И Мариша сказала:

— Дорогой, тебе нужно помыться.

— Да, — слабым голосом согласился с ней Карл.

Поднявшись из кресла, он прошлепал в ванную комнату, оставляя за собой по всему номеру черные следы. Стоило Карлу закрыть за собой дверь ванной комнаты, как мы немедленно выглянули на балкон. Там царил хаос и разорение. Пальма валялась на полу. Горшок, в котором она росла, был разбит, а земля рассыпалась по всему балкону. Вдобавок все было залито потоками черной жидкости, в которой плавал одинокий шезлонг.

— Надо бы навести тут порядок, — сказала я. — А то завтра Тату при виде такого ужаса кондрашка хватит.

И мы попытались навести на нашем балконе подобие порядка. Удалось нам это лишь отчасти. Черную жидкость мы тряпками подогнали к краю балкона и она стекла вниз. Пальму с остатками горшка мы сгребли в угол. А шезлонг просто поставили сушиться. После этого мы вернулись в номер и принялись дожидаться Карла. Наконец он вышел.

— Ой! — сказала Мариша.

Мы с Юлькой ничего не сказали. Мы потеряли дар речи.

Карл отмылся, но при этом его лицо и руки были покрыты неровными серыми подтеками, которые остались на тех местах, куда попала краска. Волосы у Карла и так были темные, так что нам трудно было понять, попала на них краска или нет.

— Где ты купила эту гадость? — наконец спросил у Мариши Карл, пристально изучив себя в зеркале.

— В Палермо, — ответила Мариша. — В одном магазинчике. Продавец уверял, что это отличное средство для любого типа волос. Содрал с меня кучу денег.

— И не зря, — задумчиво ответил Карл. — Средство и в самом деле отличное. Не отмывается.

Похоже, все случившееся его серьезно удручало. Он оглядел нашу комнату, задержался взглядом на баррикаде из мебели возле входной двери, и в его глазах мелькнуло понимание.

— Так это вы от злоумышленника приготовили эту ловушку на балконе? — воскликнул он.

— Ну, ясное дело не для тебя, — пробормотала Мариша. — Карл, а зачем вообще ты полез к нам в номер через балкон? Почему не постучал в дверь?

— Я стучал, — кивнул Карл. — Долго стучал. Начали выглядывать соседи. Но вы все не отвечали. Я встревожился и решил, что стучать больше не буду, а проникну в номер через балкон. Ведь тому вчерашнему типу это удалось.

Мы с подругами переглянулись и, не выдержав, начали смеяться.

— Что вы смеетесь? — обиделся Карл. — Вы бы лучше попытались отмыть эту краску с вашего ковра, пока она окончательно не высохла. Иначе придется выплачивать администрации его стоимость.

После этих слов нам стало не до смеха. Мы быстро кинулись в ванную. Тут тоже все было в черных подтеках. Полотенце, которым вытирался Карл, оказалось грязно-серого цвета. И мы не долго думая использовали его вместо половой тряпки. Но ни мыло, ни шампунь не помогли нам отчистить ковер. С плиток, которыми был выложен пол в нашей комнате и на балконе, мы краску смыли, а вот на светлом ковре четко просматривалась цепочка грязно-серых пятен, в которые превратились следы от ног Карла.

— Кошмар! — сказала Мариша, озирая дело рук своих.

— Какая стойкая краска! — восхитилась я. — Но, честно говоря, лучше бы ты, Мариша, выбрала тон посветлей.

— Ну, я вижу, что с вами все в порядке, — неожиданно заявил Карл. — Пожалуй, я пойду.

И он двинулся к выходу, попытался самостоятельно разобрать баррикаду, дернул за ножку стула и…

— Осторожно! — крикнула я, но было поздно.

Пуфик, который Мариша пристроила на самом верху, сорвался с места и полетел вниз. Прямо на Карла.

— Ox! — крикнули мы все трое, когда пуфик угодил Карлу прямо в лоб.

Когда мы подбежали, Карл лежал на полу без движения. И у него почему-то слабо дергалась одна левая нога. А на лбу стремительно вздувалась синяя шишка. Пуфик, который углом угодил Карлу в голову, был довольно тяжелой штукой. И мы всерьез встревожились. Кроме того, снова раздался стук в дверь.

— Что у вас там происходит? — по-немецки спросили у нас.

— Это коллеги Карла, — испуганно прошептала Мариша. — Что делать? Открыть?

— Если мы откроем и они увидят своего друга в таком виде, мы с ними потом никогда не наладим контакта, — сказала я.

— Да, впечатление должно быть сильное, — согласилась Юлька, скептически посмотрев на распростертого на полу и перепачканного краской Карла.

— Но если мы не откроем, они, еще чего доброго, поднимут тревогу, — сказала Мариша. — Карл, наверное, сообщил им о своем намерении проникнуть в наш номер через балкон. И они знают, что он тут. Нужно открыть.

Чтобы не мешал, мы оттащили Карла и усадили его в кресло, которое стояло возле балкона. А сами приступили к ликвидации завала. После того как мы отодвинули последнюю вещь, в коридоре уже столпилось порядочно народу. Мы открыли дверь, и в наш номер ворвались коллеги Карла, за ними следовали Тата и Грек. Остальных любопытных не пустили.

— Что у вас произошло? — в ужасе спросила Тата, обозрев разгром в нашем номере.

Мы скромно промолчали, предоставив ей самой строить догадки. Коллеги тем временем хлопотали возле Карла, требуя немедленно вызвать врача. Тата кинула всего лишь один взгляд на сидящего без движения Карла и пробормотала:

— — Он жив?

Мы кивнули.

— Сейчас пойду и принесу нашатырь, — устало произнесла Тата.

— И успокой гостей, — попросил ее Грек. — Скажи, что на этот раз все живы. Придумай что-нибудь, чтобы оправдать переполох.

И он свирепо посмотрел на нас.

— Я начинаю подумывать, что весь корень зла в вас, — сказал он. — С тех пор как вы появились на острове, тут постоянно случаются какие-то трагические происшествия.

— Не надо срывать на нас свое плохое настроение, — сердито сказала Юлька.

К этому времени вернулась Тата с нашатырным спиртом.

Мы привели Карла в чувство, и он начал о чем-то шептаться со своими коллегами. Так как шептались они очень тихо и к тому же по-немецки, то мы не уловили ни одного словечка.

— А что с ковром? — ахнула Тата, только сейчас углядев дорожку из грязных пятен.