– Нельзя позволять этому вместилищу порока воспользоваться вашей неосведомленностью! – воскликнула леди Фарнсуорт.

– Герцог вовсе не вместилище порока, – возразила Аманда. – Он гораздо добрее, чем вы о нем думаете, и он, конечно же, не способен воспользоваться чьей-либо слабостью. И я не являюсь его содержанкой. Разве я носила бы это платье, если бы он платил по моим счетам? Я гощу у него в доме в течение некоторого времени, и мне не требуется никакое обеспечение. А теперь расскажите мне, пожалуйста, как идет работа над очередным выпуском журнала. Меня очень интересовал этот вопрос, и я рада, что у меня появилась возможность задать его вам.

Дамы начали с воодушевлением пересказывать ей во всех подробностях процесс работы над новым номером «Парнаса».

* * *

– У меня есть новости о человеке, который скрывается за всем этим, – сказал Габриэль, нарушив ночную тишину. – Я раздумывал, говорить тебе об этом или нет, так как нить очень тонка. Слишком тонка, чтобы ее можно было отследить.

– Любая нить лучше, чем ничего, – ответила Аманда, повернувшись к нему. – Ты должен рассказать мне. Жестоко скрывать подобные вещи.

– Но не слишком на это полагайся.

– Ну говори же, черт возьми.

– Аманда, что за выражение!

– Говори или услышишь кое-что похуже.

– Я выяснил имя человека, заявляющего, что вещи, подобные похищенным тобой, были незаконным образом выведены с принадлежащих ему земель. Это совпадает с тем, что мне известно об их происхождении. Когда артефакты попали в Лондон несколько лет назад, они были проданы на частном аукционе. Их происхождение было и остается довольно туманным.

– Но если никто не мог подтвердить происхождение броши, к примеру, как тот человек мог доказать право собственности?

– Он и не может. Тем не менее продажа, организованная без особой огласки, заставляет заподозрить, что с происхождением реликвии было не все чисто, поэтому претензии этого господина могут иметь основания.

– И?.. Он мог решить вернуть свою собственность любыми способами, даже противозаконными?

– Это всего лишь мое предположение. Он проживает примерно в том районе, где, по словам Брентворта, сокровища были найдены. В Девоншире.

– Ну что ж, мы отправимся туда?

– Вообще довольно соблазнительный вариант, но я бы предпочел, чтобы нить была попрочнее. Наша поездка может оказаться погоней за призраком. Мне не хотелось бы отправляться в Девоншир, чтобы позднее выяснить, что твоя мать в Нортумберленде.

Аманда упала на подушки.

– Я могла бы уже выяснить, где она, если бы ты не похитил меня.

– Возможно.

– Скорее всего.

– Или на тебя напали бы по дороге, отправься ты туда в одиночестве. Или с тобой расправился бы тот человек, за которым ты следила. – Он взглянул ей в лицо в темноте. – И мне бы так не хватало тебя.

– Нашел бы мне замену.

– Со временем да, но не сразу. – И, возможно, очень не скоро, подумал он. – О чем ты говорила с дамами, когда Страттон увел меня?

– Об их журнале.

– А… А я подумал, что вы говорили обо мне.

– Не льсти себе.

– Они не настраивали тебя против меня? Не предсказывали тебе страшной судьбы в моих руках?

– Они не говорили ничего такого, чего я не знала бы и без них. Но мы действительно говорили о журнале. А вы со Страттоном? Вы пили с ним виски и обсуждали женщин?

– Мы пили бренди и толковали о его сыне. Точнее, он говорил, а я слушал. Правда, обсуждать там было практически нечего. Его сын очень маленький и в основном спит.

– Ты когда-нибудь держал его на руках?

– Конечно, нет. С какой стати?

– Детей так славно держать на руках. Как щенков, только еще приятнее…

– Возможно, я бы попробовал, если бы знал. Щенков я люблю.

– У тебя родится собственный сын. И ты возьмешь его на руки. Он не запомнит этого, но будет знать, что когда-то ты держал его на руках.

– Мой долг иметь сына, и, несомненно, это когда-нибудь произойдет. Но я не горю желанием приступить к родительским обязанностям. Все эти нотации о плохом и хорошем и тому подобное. Я не уверен, что у меня получится.

– Никто не заставляет тебя читать нотации. Из тебя получится превосходный отец. И ты уже продемонстрировал это своим отношением к младшему брату. Если ты будешь заботиться о своем сыне так же, как заботился о Гарри, то станешь прекрасным папашей.

Габриэль попробовал представить это. Он будет так же помешан на собственном отпрыске, как Страттон? Маловероятно. Восторг Страттона проистекал отчасти из того, что родительское счастье с ним разделяла женщина, которую он боготворил. Габриэль вряд ли мог рассчитывать на нечто подобное в собственном браке, когда таковой состоится.

Мысль о женитьбе оставляла его равнодушным. Он плохо понимал женщин и предпочитал мужское окружение. Он очень сомневался, что встретит жену, общество которой он предпочел бы компании Страттона и Брентворта. Женщины обычно болтают о таких вещах, которые быстро ему наскучивают, и немногие из них при этом демонстрируют яркий ум. Он редко по-настоящему беседовал с какой-либо женщиной. Только с Амандой.

Габриэль перевел взгляд на нее. Она очень легко говорила о его женитьбе и рождении наследника. Ему же было неприятно вспоминать об обстоятельствах их знакомства и о необходимости расставания. Но мысль о неизбежной утрате окрашивала в печальные тона все, что он сейчас говорил и делал.

Внезапно выражение лица Аманды изменилось, ее глаза расширились. Она оттолкнула его и выбралась из кровати.

– Ну конечно! – воскликнула она, выпутываясь из одеяла. – Конечно!

Аманда побежала в гардеробную и крикнула:

– Оставайся там, я сейчас принесу.

Она вышла из гардеробной с зажженной свечой в одной руке и листом бумаги – в другой.

– Последнее письмо. Посмотри сюда, в конец.

Он развернул послание и перечитал, а она держала перед ним свечу, потом указала пальцем.

– Видишь? Она подчеркнула последнюю фразу, но линия прерывается так, как будто кончаются чернила. То же самое было и в других письмах, но прежде я не обращала на это внимания. Но теперь… представила себе это.

– И что такое ты представила?

– Прочти буквы, подчеркнутые в последних словах.

– «С любовью и преданностью, моя девочка ненаглядная».

Девон.

Девон.

– Мы должны ехать сейчас же, – твердо произнесла она.

– Мы подождем, пока прибудут новые указания. – Тон Габриэля был не менее тверд.