Исидор Калинов и Айзек Обломов, как уже говорилось, были друзьями, чего нельзя сказать об их родителях. Отец Айзека, будучи патологоанатомом, свысока смотрел на горбатого зубного техника, и не одобрял дружбу своего сына. Мать Айзека также не была от нее в восторге, но, будучи ежедневно занята общественными нагрузками, не могла постоянно следить за своим сыном. Друзья пользовались этим, и практически все время проводили вместе, причем в детстве еще совершенно нельзя было сказать, кто из них в будущем станет лидером, а кто его бледной тенью (обычная участь такого рода детских союзов)? во всяком случае, Исидор, вне сомнения, старался при каждом удобном случае брать на себя роль лидера, и Айзеку подчас было за ним трудно угнаться. После войны в самой Аркадии, а также в окружающих ее лесах было великое множество неразорвавшихся мин, снарядов и бомб, и городские мальчишки постоянно занимались тем, что выплавляли из них тол, а затем жгли его в подвалах и на чердаках, используя в качестве ламп или факелов. Однажды Исидор притащил домой к Айзеку огромную противотанковую гранату, и они вдвоем тут же начали раскурочивать ее с помощью зубила и молотка, совершенно не подозревая, что жизнь их в эти страшные мгновения буквально висела на волоске. Но, видимо, граната эта была предназначена какому-то конкретному танку, который она еще ожидала встретить в одной из грядущих войн, и жизни двух сопливых аркадьевских подростков ее интересовали мало. Во всяком случае, по какой-то чистой случайности граната не взорвалась в их руках, и они, помучившись над ней еще какое-то время, оставили ее в покое, и, кажется, вообще выбросили на свалку. Там она, очевидно, до сих пор дожидается одного-единственного, самоуверенного, лязгающего гусеницами и прущего напролом танка, экипаж которого сидит на броне и, сняв шлемы и свесив вниз ноги, бездумно любуется проплывающими мимо них весенними безоблачными пейзажами. Бойтесь гранат, которые не разорвались в ваших слабых детских руках, бойтесь их, други мои, потому что, возможно, они не разорвались лишь до времени, и терпеливо, лежа где-то в канаве, мимо которой проходите вы каждый свой день, ждут своего черного смертного часа! Во всяком случае, уже гораздо позже, став писателем, Айзек Обломофф не раз думал о том, что взрыв противотанковой гранаты, которую вскрывали они с Исидором с помощью зубила и молотка, все же произошел, но был всего лишь растянут во времени, и те бедствия и несчастья, которые его в жизни постигли, являются прямым следствием этого пролонгированного неявного взрыва. То же самое, кстати, приходило в голову и Исидору, поскольку судьба готовила их обоих стать писателями, и только лишь не решалась, кому из них выдать первый номер, а кому двадцать восьмой. И, самое примечательное, это то, что стена дома, в котором в детстве жил Айзек Обломов, и куда Исидор Калинов притащил из леса неразорвавшуюся противотанковую гранату, со временем прорезалась сверху донизу огромной трещиной, как будто в одной из квартир взорвалось что-то страшное и тяжелое. Чтобы скрыть этот растянутый во времени взрыв, и трещину, которая в результате его появилась, стену дома покрыли ярким панно с изображением не то желтого солнца и синих морских просторов, не то чего-то очень близкого к ним; собственно говоря, никакой иной пейзаж в курортном городе появиться не мог, ведь, согласитесь, не рисовать же на стене дома двух безумных подростков, самозабвенно склонившихся над кучей покрытого металлом тротила и не замечающих надвигающегося на них из-за пригорка огромного, закрывшего уже весь мир, танка? Если кто сомневается в правдивости описанных здесь событий или в их философичности, может прогуляться по улицам Аркадии и лично увидеть огромную трещину на фасаде одного из ее домов, а также нарядное цветное панно, не без успеха эту трещину маскирующее.

Как уже говорилось, судьбе было угодно двух друзей: Айзека и Исидора, – сделать писателями, но она лишь до времени колебалась, кто из них станет главным, а кто так навсегда и останется на задворках литературы? В романе «Исидор Калинофф, человек и гражданин вселенной» Обломофф пишет, что еще с детства они с Исидором стали настолько близки, что постоянно копировали жесты, желания и даже поступки друг друга. В дальнейшем это их единение стало еще более пугающим, так что если бы они внешне не отличались один от другого, невозможно было бы определить, кто из них есть кто? Они оба влюблялись в одинаковых девушек, оба уехали в Москву и поступили там в сходные институты, и оба в итоге решили заняться литературой. В этот момент, однако, пути их решительно разошлись, ибо насколько легко брал литературные высоты Айзек, настолько же трудно получалось это у Исидора, который к этому времени, подражая, очевидно, своему другу, взял себе псевдоним Калинофф. Первый роман Исидора Калиноффа, который он долго и безуспешно разносил по московским редакциям, назывался «Рационально, слишком рационально», и был посвящен метаниям молодого студента-физика, который тяготится однобокостью своего узкого образования. Истории о физиках и лириках, однако, уже лет двадцать обсуждаемые в прессе, настолько всем приелись, что роман этот решительно никому не понравился, более того – на него было написано несколько необыкновенно ядовитых рецензий, больно ужаливших честолюбие Исидора. Следующий его роман, посвященный больным воспоминаниям детства, общению с горбуном-отцом и наполненные ненавистью и бросившей его когда-то матери, которую он искал всю свою жизнь, вызвал у критиков еще больший прилив энтузиазма, и они поиздевались над ним от души, отбив у Исидора вообще на несколько лет охоту что-либо писать. Если я, говорит Айзек Обломофф в своем романе, уверенно шел вперед, как писатель, окрыленный своими первыми успехами в литературе, то мой жизненный и литературный двойник (а существовал ли он на самом деле?) Калинофф был подстрелен на самом взлете, и надолго залег на дно, залечивая и зализывая полученные в литературных сражениях раны. О литературные сражения, восклицает Обломофф, о эти кровавые и беспощадные битвы писателя с самим собой, критиками и читателями! Мало кто выходит из них совершенно нетронутым, и очень многие не выходят из них никогда, так и оставшись лежать на поле безумной сечи, пронзенные со всех сторон безжалостными копьями, стрелами и мечами! Уже упомянутый роман Калиноффа, озаглавленный им, кстати, «Мама, я тебя вижу!», чуть было не подвел его к порогу самоубийства, заставив бросить институт, и, живя с женой на скромной и бедной окраине Москвы, работать ночным сторожем, подыскивая сюжет для своего нового шедевра.

В этом, собственно, и заключалась главная ошибка Калиноффа, пишет Обломофф: он относился к каждой новой своей вещи, как к неизбежному шедевру, который обязательно принесет ему славу, деньги и любовь окружающих, которых у него в настоящий момент не было вовсе. Если я, говорит Айзек, писал просто потому, что писал, то Исидор делал это для того, чтобы прославиться, и, разумеется, у него ничего из этого не получалось! Чем больше успехов в литературе достигал я, тем ниже падал Калинофф, разведшийся к этому времени с женой, сменивший множество профессий, потерявший всех детей, один из которых умер от недоедания, а второй от какой-то пустячной инфекции, и ютящийся в итоге в Мытищах, в каком-то полуобвалившемся флигеле, который сдавала ему столетняя и абсолютно глухая старуха. Он был законченным литературным неудачником, над ним смеялись и в лицо, и за глаза во всех московских редакциях, его романы уже не читали, а заранее, еще до того, как он их принесет или пришлет по почте, выбрасывали в корзину. О нем рассказывали анекдоты: о его неумении писать, о его бесчисленных, как детских, так и благоприобретенных, комплексах, с него писали картины, изображающие абсолютное отсутствие творческого успеха и какой-либо милости у Судьбы, и эти картины, за которые ему платили деньги, были, кажется, единственным видом его заработка. Следом за романом «Мама, я тебя вижу!» последовали «Свадебная одиссея», описывающая недолгую жизнь Калиноффа в браке, и «Атлантида», где он неуклюже и без знания фактического материала попытался изобразить гибель великой, описанной Платоном цивилизации. Увы, ни реалиста, ни фантаста из Исидора не получилось! Он был в совершенном жизненном тупике, но именно этот тупик, пишет в своем неизданном романе Обломофф, помогал мне, как ни странно, двигаться вперед к литературному Олимпу. В жизни каждого удачного человека должен присутствовать маленький, несчастный, и абсолютно никому невидимый неудачник, без этого никакой большой успех в принципе невозможен. Именно поэтому, я уверен, Судьба и поместила рядом со мной Исидора, отняв у него практически все, и дав тем самым мне подняться наверх. Постепенно, сам закружившись в жизненных каруселях, я уже не мог сказать точно, был ли у меня в детстве лучший друг по имени Исидор Калинов, ставший впоследствии писателем Исидором Калиноффым, или я его попросту выдумал. Выдумал для того, чтобы элементарно остаться в живых.