Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что с того? – грубо бросила девушка. – Да, нравится. Мне приятно их внимание.
Макс убрал руку с её лица и поднялся на ноги.
– Ну и дура, – ответил он с укором. – Значит, внимание Гарика тоже было тебе приятно, а я зря переживал? Летел к тебе на помощь. Зря подставлялся перед Каримом, говоря, что ты моя невеста. Кстати, он мне искренне сочувствует.
– Хватит! – у Миры всё-таки нашлись силы, чтобы встать. – Довольно. Я уже по горло сыта твоей моралью. Да, признаю, вчера я сглупила, поехав в неизвестное место без надлежащего сопровождения. Но на этом всё! И не нужно мне говорить, какая я неправильная и нехорошая. Такая уж уродилась. Такой меня воспитали родители.
– Да? Так это они виноваты, что ты выросла такой легкомысленной? – парировал Макс.
– Нет. Они хотели вырастить из меня образцово-показательную принцессу. Только растили неправильно, – она горько усмехнулась. – Не по тем учебникам.
Мира гордо выпрямилась и уже развернулась, чтобы уйти, но наткнувшись на раздражённый взгляд Макса, не смогла удержаться от колкости:
– Зато тебя явно растили по книжкам о том «Как воспитать благородного джентльмена». И преуспели. Уверена, родители гордятся тобой, ведь ты такой весь правильный и порядочный, – ехидно добавила девушка и уже ожидала услышать в ответ очередную порцию морали, но Макс лишь хмыкнул и снова отвернулся к воде.
– Иди спать, Мира, – сказал он спокойно, а потом как-то натянуто улыбнулся и добавил: – Меня растили воспитатели и улица. А родителей у нас с Машей нет. Мать отказалась от нас, когда нам не было и недели.
Такого ответа Мирослава точно не ожидала. Почему-то она даже подумать не могла, что её высокоморальный Цербер и его сестрёнка-ангел могут оказаться детдомовцами. И в этот момент Мире вдруг стало так стыдно за свои слова и поведение, что она сама бы с удовольствием выбросила себя в бассейн. Она хотела извиниться перед Максом, пообещать, что прислушается к его словам и наставлениям. Обнять, в конце концов, но… он просто развернулся и, ничего больше не говоря, скрылся за дверью гостевого домика.
А она осталась одна. В глубине души ещё надеялась, что вот сейчас он вернётся, позовёт зайти на чашечку чая… Или просто выйдет и присядет на соседний шезлонг. Да что угодно! Но… дверь не открылась, Макс не появился, и ей всё-таки пришлось отправиться домой.
Только теперь ей больше не было страшно, как вчера ночью. Или одиноко и пусто, как сегодня днём. Теперь Мире стало противно, причём противно от самой себя.
Войдя в свою комнату, она остановилась перед большим зеркалом и окинула придирчивым взглядом своё отражение. И пусть сейчас она не была шикарно одета, а макияж отсутствовал вовсе, но девушка в зеркале всё равно выглядела достойно. Гордо, ярко, пусть и чуточку растеряно.
Тогда она подошла ещё ближе, зацепила пальцами застёжку штанги на брови и вытащила серьгу. Затем, хмыкнула и сняла почти не заметный гвоздик с носа. Перевела взгляд на уши, обречённо вздохнула.
– Ну что я делаю? – спросила она своё отражение, а руки тем временем уже снимали с левого уха целую череду золотых колечек.
Сколько их там было? Мира даже не пыталась посчитать. В итоге, через полчаса осталась только классическая пара серёг на мочках и маленький шарик на языке. Их девушка решила не трогать.
Под воздействием эмоций пальцы сами потянулись за ножницами, чтобы срезать с волос пресловутую радугу, но девушка вовремя себя остановила. Ведь, чтобы избавиться от этого многоцветия ей пришлось бы резать почти под корень. А на такие жертвы Мира готова не была.
О словах Максима она думать не желала. Хотя… и так понятно, что во многом он прав. Но одно дело – понимать это, и совсем другое – принимать. Внутреннее природное упрямство не позволяло девушке просто так взять и прислушаться. И если бы не данное ранее обещание быть хорошей и послушной, она бы в тот же вечер сорвалась на какую-нибудь вечеринку. Просто назло Максу… и себе. И той глупой морали, которую он так долго пытался ей внушить.
В итоге, скрипя зубами, впервые за это лето Мира легла спать ещё до полуночи. Для неё было странно проводить вечер дома, причём, совершенно одной. И она всерьёз полагала, что уснуть так рано не сможет. Но, едва голова коснулась подушки, её глазки закрылись, а сознание погрузилось в сон, в котором её снова и снова преследовал грустный укоризненный взгляд глубоких серых глаз Максима.
Глава 13. Обещания и их последствия
Утро встретило Миру ярким солнечным светом и тонким намёком на то, что она проспала почти двенадцать часов. От такого продолжительного отдыха тело неприятно ломило, а туман в голове никак не желал проясняться.
В доме оказалось удивительно пусто, и даже Лены на кухне не было, хотя завтрак стоял на столе. Но не успела Мира удивиться, как в дверях появилась необычайно довольная Маша, с двумя пустыми чашками.
– Привет, – махнула она, доставая большую турку. – Кофе будешь?
– Буду, – сонно кивнула Мирослава и уселась за большой стол. – А ты Максу варишь?
– Нет, – всё так же весело отозвалась Мария. – Там художник пришёл беседку расписывать. Вот мы с ним всё утро кофе пьём. Кстати, очень интересный молодой человек.
– Значит, вместо того, чтобы работать, он… – Мира не договорила, поймав на себе насмешливый взгляд Маши.
– Он-то как раз таки работает. А я сижу рядом, – она разлила по чашкам готовый напиток и поставила одну перед Мирославой. – Пойдём, с нами посидишь. Он там коробку с шикарными пирожными привёз.
– Зачем?
– Да вчера нахваливал, что такие только в одном месте готовят и то не на продажу, а вот сегодня принёс в качестве доказательства. – Маша снова улыбнулась, махнула головой в сторону выхода. – Пошли, не пожалеешь. Всё ж лучше, чем сидеть здесь одной.
И Мира пошла. Хотя раньше никогда бы не подумала, что предпочтёт спокойному уюту родной кухни общество неизвестного художника и весёлой подружки.
– Так он вчера уже приходил? – уточнила она, идя по саду рядом с Машей.
– Да. После обеда появился. Ты в комнате закрылась, Макс с головой в свои отчёты ушёл, так что пришлось мне ему всё тут показывать и объяснять, – она игриво пожала плечами и улыбнулась. – Мы с ним вчера полдня проболтали. Такой парень интересный. Жаль, что женат.
– Ну, говорят же, что жена не стенка –