— Колесникова Анна Андреевна.

— Итак, Анна Андреевна. Вам можно вставать?

— Пока нет! Она очень слаба, — ответила за меня мама.

— Гражданка, по какому праву вы здесь находитесь? Вы пациент? Прилягте на своё место и не мешайте следствию! — следователь строго посмотрел на маму, отчего она стушевалась

— Я не пациентка. Я мать Ани. Колесникова Наталья Петровна! — пролепетала мама под строгим взглядом.

— Гражданка Колесникова, попрошу вас не занимать моё время. Присядьте и помолчите. Итак, Анна Андреевна, — лейтенант снова повернулся ко мне. — Можете лежать. У нас с вами сейчас предварительный разговор по делу. В полицию поступило заявление от Колесникова А. И. с требованием о розыске потерявшейся дочери. Вам знаком этот человек? Кем он вам приходится?

— А разве не ясно? — буркнула в ответ. — Это мой отец.

— Гражданка Колесникова! Таков порядок для протокола. — следователь Орехов строго взглянул на меня. — Итак, скажите пожалуйста, почему ваш отец не был осведомлён о вашем местоположении?

— В смысле? — не совсем поняла вопрос. — А кто должен был его уведомить?

— Вы, конечно. — без тени сомнения на лице ответил полицейский.

— Простите, но наша дочь была без сознания! Она никак не могла это сделать! — возмущённо вставила мама.

— Гражданка Колесникова, я попрошу вас не вмешиваться! Иначе, я попрошу вас выйти! — резко ответит следователь, а затем снова повернулся ко мне. — Когда в последний раз вы выходили на связь?

— Перед новогодними праздниками. Тридцатого декабря. — отрапортовала, стараясь не раздражать следователя.

— Почему вы перестали выходить на связь? — голос старшего лейтенанта звучал излишне резко, словно это я была обвиняемой по делу, а он меня допрашивал о причине совершения преступления.

— Я не знаю… — растерянно ответила. — А должна была?

— Где вы находились в момент последнего звонка? — следователь не давал возможности сосредоточиться, тоном обвинителя задавая всё новые вопросы.

— В своей комнате в общежитии.

— Кто находился с вами?

— Я была одна.

— Вы хотите сказать, что с вами в комнате никого не было?

— Никого. Не только в комнате, но и на всём этаже не было ни души. Все студенты разъехались на новогодние праздники по домам.

— Почему вы не поехали домой?

— Ну, мой дом далеко, ехать на поезде несколько дней мне не хотелось, а денег на билет на самолёт не было. — ответила максимально правдиво. — А это относится к делу?

— Относится. Косвенно. Я должен подробно изучить картину преступления. Скажите, может вы не поехали домой по другой причине? Вы не сказали своим родителям о том, что беременны, и соответственно, это помешало вам вернуться на праздники домой. — умозаключение Орехова меня совсем обескуражило.

— Послушайте, а зачем такие подробности? — я почувствовала себя немного неудобно от того, что должна была оправдываться перед чужим мужчиной. — Да, не сказала. Я взрослый человек, могу я быть беременной? Или вы меня хотите обвинить в чём-то? — добавила излишне эмоционально.

— Не волнуйтесь, Анна Андреевна! Пока я вас ни в чём не обвиняю, — следователь внимательно следил за моим состоянием. Пытался уличить во лжи? Или что-то похуже? — Когда ваш отец подавал заявление, он не указал, что вы были беременны, — добавил он словно обвиняя меня в каких-то грехах.

— Ну, извините! — буркнула я. — Отец и сам тогда не знал.

— Соответственно, к вашему делу присовокупляется дело о похищении ребёнка. Вы что-то можете прояснить по делу?

— Что простите? — растерялась я.

— Вам известно о том, где вы находились после похищения? — Орехов пытался просверлить меня недовольным взглядом. Скорее всего он злился из-за того, что на его долю выпало такое заведомо не раскрываемое преступление, которое нарушит всю статистику раскрываемости.

— Нет, — обескураженно проговорила.

— Вы не знаете или не помните?

— Не могу вспомнить.

— Каковы ваши предположения о местонахождении вашего ребёнка.

— Я не знаю. Я узнала о том, что ребёнка нет, когда проснулась в больнице.

— Что вы помните о том, что с вами произошло?

— Ничего не помню, — решила сыграть полную амнезию.

— Давайте, начнём по порядку. Что вы помните после того, как позвонили родителям тридцатого декабря?

— Я приготовила ужин, поела и легла спать.

— Дальше.

— Всё. Пришла в себя в больнице.

— То есть у вас нет даже предположений о том, что с вами случилось после того, как вы легли спать? — следователь мне явно не верил.

— Нет. Никаких.

— Я думаю, вам сообщили уже, что произошло на этаже общежития, в котором вы жили? — Орехов зачем-то посмотрел на маму.

— В общих чертах, — согласилась с ним.

— На третьем этаже, на котором вы проживали, произошёл полный разгром жилых помещений с порчей государственного имущества. Вы понимаете, что университету нанесён огромный урон и на вас лежит большая ответственность?

— Вы хотите сказать, что это я нанесла урон государственной собственности? — ошеломлённо смотрела на следователя, не зная как реагировать.

— Нет, конечно, гражданка Колесникова, успокойтесь, пожалуйста! На вас лежит ответственность в указании виновных. Вам что-нибудь известно о том, кто мог устроить разгром?

— Нет.

— Вы понимаете всю степень ответственности за дачу ложных показаний?

— Я понимаю! Я больше ничего не помню! — воскликнула громче, чем хотела. Достал! Этот следователь кого угодно мог довести до нервного срыва.

— Хорошо. Так и запишем. Далее. Возможно, Анна Андреевна, вы подозреваете кого либо в совершении данного преступления.

— Никого. А почему вы расследуете дело о погроме, а не о похищении? — ляпнула, не выдержав странной беседы.

— Эти дела взаимосвязаны, гражданка Колесникова. Я занимаюсь раскрытием преступления. Мне необходимо установить, кто причастен к преступлению, что заставило человека пойти на преступление, почему и как преступление было совершено. Сейчас я собираю информацию. На месте преступления собраны улики, найдены орудия взлома, опрашиваются свидетели.

— Там были свидетели? — удивлённо округлила глаза.

— Это тайна следствия. Итак, в нашем отделе выяснили, что преступник, который устроил погром на этаже, и подозреваемый, который похитил Вас, Анна Андреевна, это один и тот же человек.

— Правда? А как один человек мог разгромить целый этаж?

— Видимо, смог. Скажите, вам известен этот человек? — лейтенант ловко вытащил из папки фоторобот Алекса. Это было очень качественное изображение, по которому Александра невозможно было не узнать. — К сожалению, пока только такое изображение, так как фотографию не смогли разыскать.

— Да, известен, — произнесла настороженно.

— Это Александр Святославович Малинин.

— Да, я знаю.

— Он вас удерживал? — следователь задал шокирующий вопрос.

— Нет, конечно! — возмущённо воскликнула, мгновенно, как мне казалось, отметая все подозрения.

— Вы так уверены в этом? — лейтенант снова принялся сверлить меня взглядом.

— Совершенно точно, — я упорствовала.

— Вы же утверждаете, что потеряли память! — Орехов скривил губы ухмылкой.

— Ну, да! Потеряла.

— Тогда почему вы так уверены, что не этот человек вас похитил?

— Потому что в нём я уверена даже больше,