Наташа опять прогулялась по дому и достала из сумки телефон.

– Тетя Шура, у вас есть фотографии Коли?

– Есть, – удивилась соседка, – а у Зины разве нет? Она фотографировать-то любила.

– Я что-то не нашла. Можно я к вам зайду?

– Заходи, я тебя обедом накормлю.

Наташа накинула куртку, заперла дом и по уже знакомой дорожке отправилась к приветливой соседке. Сейчас она напоминала себе собаку-ищейку. Что-то здесь было, мягко говоря, странное.

– Вот, смотри, – встретила ее Шура с пачкой старых снимков в руках.

Снимков было много. И со всех на Наташу смотрело молодое лицо Петра Михайловича Сапрыкина.

– Ты что, Наташа? – Шура смотрела на нее с удивлением.

– Нет, ничего, – Наташа постаралась сбросить тупое оцепенение и слегка дернула головой, – ничего. А это Нина, да?

– Она, – подтвердила соседка и тяжело вздохнула.

Очень красивая девушка рядом с… Колей смотрела с небольшой фотокарточки. Смотрела нагло, с усмешкой. А может быть, это только казалось настроенной против нее Наташе.

Тетя Шура ошиблась, он ей не брат – дядя. Очень дальний дядя.

– Спасибо, тетя Шура, – Наташа вернула ей снимки. – Я обедать не буду, не хочу.

Ей нужно было подумать.

– Знать ничего не желаю! Хочешь – не хочешь, а будешь.

Муж Зинаиды – Сергей Михайлович. Сережа… Назвали в честь деда? Она почувствовала, что с Сережей беда, потому что он ей родной по крови?

– Спасибо, теть Шур, тогда… совсем чуть-чуть, – попросила Наташа, глядя, как соседка наливает в тарелки щи из квашеной капусты. Есть не хотелось совсем, но и обижать гостеприимную хозяйку не хотелось.

Александрина знает? Едва ли. Она дама с большим апломбом, мужа в бегах не потерпит.

– Может, по рюмочке выпьем перед обедом?

– Давайте.

А он знает, что мать умерла? В понедельник он был обычный, как всегда. Она ругалась на Стаса, а Петр проходил мимо. Да, в понедельник он был такой, как всегда. А в четверг на нем лица не было. Из-за Сережи? Или узнал про мать?

Щи оказались очень вкусными, Наташа не заметила, как съела всю тарелку. И котлеты были вкусными, и картошка. В Москве такой не бывает. И сидеть на маленькой деревенской кухне ей нравилось: уютно и безопасно.

– Приходи ко мне ночевать. Что тебе одной в таком домище? И мне повеселее будет.

– Спасибо, теть Шур. Я подумаю.

Если он знает про мать, значит, понимает, что рано или поздно она, Наташа, обо всем догадается. Зинаида уничтожила фотографии, но ее знакомые их не уничтожили. Шура, например. Или те люди, с которыми он снимался. Фотографии в основном были групповые.

– А Нина… она работала или училась?

– Какая там учеба? Тупица. В столовой на раздаче стояла. Хоть и грех так говорить про покойницу, а противная девка была, грубая. Как только он не видел? Ума не приложу.

«Почему она решила, что стрелял Выдрин? Он трус, никогда бы на такое не решился. Вот сопляков подбить на похищение – это ему в самый раз. Да и зачем Выдрину ее убивать? Чтобы не сопоставила встречу в ресторане с наездом на фирму? Нет, это не повод для убийства. Стрелял Петр Михалыч. То есть дядя Николай. Стрелял, потому что узнал про смерть матери, и испугался, что я сюда приеду».

– Знаешь, Наташа, я думаю, Коля через несколько лет сам бы ее бросил. Не пара они были. Ну что это за жена, с которой ни поговорить о чем-то, ни помолчать. А он парень видный был, высокий, красивый, у такого в Москве от девок отбоя бы не было. А если бы не бросил, то мучился бы всю жизнь.

Ночевать, пожалуй, стоит у тети Шуры, сюда он не сунется. Вернее, сюда сунется с меньшей вероятностью. Господи, что делать?

– Как же ты все-таки на молодую Зину похожа!

Нужно уезжать. Надо ехать в Москву, а во вторник вернуться вместе с папой.

– Зина, как Коли не стало, сильно сдала. Через несколько лет только отошла понемногу, в Москву стала часто ездить, по нескольку раз в год. В театры там ходила, в музеи. По мне, так никаких театров не надо, если телевизор есть.

В полицию пойти? Засмеют и не поверят. Мало ли кто на кого похож.

– Спасибо, теть Шура. Очень вкусно. Объедение.

Наташа вышла на крыльцо. Похолодало. Сквозь голые ветки редких деревьев виднелась пустая улица, ведущая к железнодорожным путям, а вдалеке, уже за путями, почти невидимый в холодном тумане, темнел лес.

Стасово получило статус города только перед самой войной, а совсем давно, еще при царской власти, это было большое село. И дома в старой части города были сельские, с небольшими участками, засаженными нехитрыми овощами. Только в семидесятые годы в городе начали строить классические советские девятиэтажки, в которые жители, привыкшие жить на земле, переселялись неохотно, просто выбора не было – о коттеджах тогда никто и не слышал.

К дому соседей Чикиных Петр Михайлович подошел между неплотно прижатыми друг к другу заборами, огораживающими участки земли на улицах Поселковой и Ленина. Сейчас, скорее всего, улица Ленина переименована, и ему совсем некстати захотелось узнать ее новое название. Когда-то по этой тропинке между заборами он не только бегал, но и на велосипеде катался, а сейчас, встреться ему кто-нибудь, пожалуй, еле-еле бы разошлись. Ему повезло, он никого не встретил. И вообще не похоже, что тропинкой этой часто пользовались.

Старики Чикины, муж и жена, умерли друг за другом в позапрошлом году. Бабка Чикина пережила мужа только на полтора месяца, и все это время, как писала мать, плакала, не переставая. На могилу ходила каждый день, а кладбище далеко, молодому человеку минут сорок ходьбы. А тогда, в прошлой его жизни, Чикины ругались чуть не каждый день, ругались самозабвенно, на всю улицу. И две их дочери сбежали от родительских ссор сразу, как окончили школу. Сейчас сестры Чикины жили в Питере, обе удачно вышли замуж и приезжали в родительский дом на лето вместе с детьми и мужьями.

Он постоял, внимательно и чутко прислушиваясь. Легко перемахнул через забор, порадовавшись этой легкости, и, пригнувшись, полосой засохшей малины подобрался к дому. Опять задержался, прислушиваясь, и очутился на заднем крыльце дома, выходившем на противоположную от улицы сторону. Перекусить навесной замок и взломать врезанный замок оказалось минутным делом, все-таки служил он в особых войсках и кое-что еще помнил, и уже через несколько секунд он смотрел на окна дома, в котором родился.

Первой его ошибкой было взять Наталью на работу. А второй – не сказать об этом матери. Впрочем, кроме лишних волнений для нее, это ничего бы не принесло. Даже не напиши она завещание, Калгановы наверняка приехали бы, если не на похороны, то на могилу единственной тетки, и Наталья все равно представляла бы для него смертельную опасность.