Орлов так и продолжал стоять за ней. Близко-близко, что наклонись Смирнова назад, обязательно оперлась об него спиной. Но она сама себе напоминала натянутую звенящую стрелу, что сдвинься на сантиметр, упала б без дыханья.

— Если бы его отец был рядом, он рассказал ему, объяснил, что происходящее — нормально. Увез, спрятал от людей, чтобы сын смог благополучно пережить малоприятный период «куколки» и вернуться человеком. Ведь у полукровки есть возможность остаться прежним. Нужно лишь не пустить в душу зло.

В голосе Вячеслава промелькнула едва заметная горечь, но Олеся решила, что ей показалось.

— Однако отец умер, поддавшись ложным идеалам, а мать ничего не знала, он так и не рассказал ей о том, кем являлся. Поэтому помочь не могла.

Аластор замолчал. В комнате опять стало тихо. Смирнова слышала лишь дыхание. Спокойное Орлова и свое — учащенное, рваное. Взгляд тут же вернулся к мужу. Его руки переместились на женские бедра. Сжали ягодицы, оставляя на коже алые отметины. Но партнерше, казалось, лишь это и было нужно.

— В течение полугода от прежнего мальчика не осталось ничего, — буднично продолжил рассказчик. — Он похудел, став похожим на скелет, обтянутый кожей. Организм не справлялся, отвечая на перемены кожными заболеваниями непонятного характера. Мать сбилась с ног, таская ребенка по врачам, те лишь разводили руками — судя по показателям, мальчишка был здоров. Но с каждым днем ему становилось только хуже: прыщи охватывали все новые территории вдобавок начало портиться зрение. Чем старше становился мальчик, тем страшнее выглядел.

Олеся пыталась слушать, но горести неизвестного мальчишки занимали ее намного меньше того, что происходило за прозрачной стеной. Прав оказался ненавистный монстр — она не могла отвести взгляд, будто бы прикованный к парочке неведомой силой.

— Вскоре он остался один. Друзья испарились, решив, что возиться с очкастым страшилой себе дороже, вместо них появились недруги. Люди не любят тех, кто отличается от них. Особенно дети, особенно тех, кто не может за себя постоять. Тот мальчик не мог. Один против всех. Но даже тогда он продолжал верить в хорошее. Надеялся, что его примут даже таким. Увидят за чудовищной оболочкой личность. Вот эта вера его и убила.

Вячеслав выдохнул неожиданно громко, протяжно, с надрывом. Олеся вздрогнула от испуга и развернулась к нему, чтобы тут же резко отпрянуть. Монстр был страшен. Он не принял свою демоническую форму, нет, но то, что Смирнова видела сейчас пугало больше.

Тело напряжено, ладони сжаты в кулаки, да так сильно, что вздуваются вены. Лицо искажено в гримасе то ли боли, то ли ярости. Губы белые, как у покойника, а глаза горят ненавистью.

Казалось, стоит моргнуть, он набросится и разорвет ее в клочья.

Но вот Орлов дернулся, на миг закрыл глаза и мгновенно успокоился. Перед Смирновой вновь оказался спокойный и самонадеянный самец, уверенный в собственной неотразимости. Он криво ухмыльнулся и сделал шаг к ней.

— В соседнем дворе жила девочка, — как ни в чем не бывало, продолжил он. — Милая, нежная и добрая. К ней тянулись все — от мала, до велика: взрослые видели в ней равную, младшие — опору, ровесники — лучшую подругу. Притянулся к ней и тот мальчишка.

Вячеслав поднял руку и осторожно дотронулся до лица Олеси. Она отпрянула, желая избежать неприятных прикосновений, но он уже и сам убрал конечность.

— Влюбился до одури, болван. Таскался за ней, как дворовый щенок, а она делала вид, что не замечает его. Зачем он ей, когда есть друзья: главный дебошир района, его бесхребетный братец и рыжая оторва с мерзким характером. Страшила в их компании был бы лишним. Вот только мальчишка понимать этого не хотел и слепо верил во взаимность. И надо сказать, дождался. Однажды в почтовом ящике он нашел записку. От нее.

Орлов рассмеялся.

— Свидание. Не представляешь, как он был рад. Буквально летал на крыльях, а вместе с ним и его мать, поверившая в то, что ее мальчик будет счастлив. Вот только счастье оказалось преждевременным. Та девочка и знать не знала о записке, листок подложили ее друзья.

Лицо Вячеслава опять заледенело, но он с силой заставил себя улыбнуться.

— Они подкараулили его возле дома той девочки и вдоволь поиздевались.

Олеся вопросительно смотрела на монстра и не понимала.

При чем здесь она? Зачем он это рассказывает ей? Для чего? Чтобы она пожалела? Расчувствовалась?

Не получится.

Разве убийства можно приравнивать к детским обидам?

— Знаешь, и это он сумел бы пережить и остаться самим собой, — монстр склонил голову набок, внимательно изучая ее лицо. — В конце концов, они были не первыми и наверняка не последними садистами в его жизни. Но та девочка… Та девочка заставила его измениться полностью. Одним словом разрушила веру, вынудила принять подарок предков.

Орлов резко придвинулся еще ближе и прижался своим лбом к ее. Смирнова дернулась, но монстр не позволил отстраниться.

— А дальше мальчик пошел домой. И тем же вечером убил собственную мать. Не соображая, что делает, выпил ее боль и переживания вместе с жизнью, просто-напросто не сумев остановиться.

Олеся задергалась, стала вырываться, но Вячеслав крепко обхватил ладонями голову и не отпускал.

— Знаешь, каково это — высасывать из единственного родного существа жизнь? Хлебать энергию, давиться ею, а потом уже рядом с трупом блевать этой самой энергией, потому что ты полукровка и не можешь переварить.

— При чем здесь я?! — закричала Олеся, ощущая как ладони на ее голове стали сжиматься.

— Это ты, Олеся, превратила меня в монстра. Ты!

— Я?!

Внезапно струна лопнула. Мир перевернулся. Смирнова огромными скачками погружалась в глубины памяти пока, наконец, не дошла до нужной точки.

— Шнурок.

Хватка ослабла. Орлов отстранился.

— Шнурок?! Ты — это он?

Олеся во все глаза смотрела на мужчину, ища сходство, но не находила.

— Я — это я, — усмехнулся Вячеслав. — Шнурок умер много лет назад. Но ты права, когда-то мы были единым целым. Сейчас остался только я. Кстати, смотри, — он кивком показал на стену. — Люблю наблюдать, как она это делает.

Смирнова резко повернулась.

Димка в полный рост стоял напротив прозрачной преграды, и, казалось, глядел прямо на нее. Забрезжила надежда. Олеся протянула ладонь вперед, но, рассмотрев картину полностью, безвольно уронила. Перед супругом на коленях восседала Дана. Она обхватила его бедра руками и ритмично двигала головой вперед-назад. Вперед-назад, вперед-назад…

Перед глазами потемнело. Вот только желанная слепота не продлилась долго. Голос монстра вернул Олесе способность видеть.

— Меня нашел дед, папочкин отец, если ты не поняла. Он следил за мной с рождения и ждал подходящего момента. Дождался. Едва живого забрал с собой. Вылечил, провел ритуал объединения и рассказал обо всем. Затем стал учить. А когда научил, то поведал одну интересную деталь. И, знаешь, дорогая — это самое печальное для тебя.