— Мне надо разобраться…

— В нем?

— В себе, — призналась я.

Я не готова говорить о Владе, как о бывшем парне, и не потому, что воспоминания причиняют боль. Неужели мне кажется, что у нас еще есть шанс все исправить?

До завтра я не дотерпела. Отправившись спать, заглянула в телефон «одним глазком» — и пропала. Первые нервные сообщения, вроде «Ответь, умоляю!», сменили нежные и длинные послания. Я и не представляла, что Влад может быть таким красноречивым и убедительным.

«Яна, солнышко, мой маленький ежик, ты не хочешь меня видеть и слышать, но ты не запретила писать. Я ужасный человек, потому что не понимаю, в чем перед тобой провинился. Но я искренне прошу прощения. Пожалуйста, прости меня. Поговори со мной… объясни… Давай решим все разногласия вместе».

Влад извинялся, снова и снова. Описывал, как он добирался до ближайшего аэропорта в Минводах, как летел в самолете и вспоминал наши прогулки и наши короткие и страстные ночи. Он повторял, что любит меня, что сходит с ума от разлуки, что его потребность быть рядом со мной сродни необходимости дышать.

Я очнулась далеко за полночь: нос заложило, майка намокла от слез. От немедленного ответа меня удерживало одно — последнее сообщение отправлено до того, как Влад появился в квартире у Пашки. После — тишина. Абсолютная.

И плевать, гей Пашка или нет. Если Влад не знает, что телефон был выключен до сегодняшнего дня, то он мог воспринять мое выступление, как ответ. И, значит, я сама все испортила, а он больше ничего не ждет.

Начинать разговор среди ночи — не лучшее решение. Тем более, я снова ревела, как ненормальная. Так и до невроза недалеко.

Я открыла фото Влада, где мы стоим на мосту Дамский Каприз. Он тогда попросил кого-то сделать снимок. Даже мама заметила, что он смотрит на меня… по-особенному. А я хотела отказаться от его любви, ни в чем не разобравшись.

Я все же уснула, в слезах и соплях, тяжелым тревожным сном. Не помню, что мне снилось, но точно ничего хорошего.

— Ты не заболела? — испугалась мама, увидев меня утром.

— Нет, плохо спала.

Я взглянула на себя в зеркало. Еще бы! Глаза превратились в щелочки, нос опухший, лицо в красных пятнах.

— Какие планы?

Мама собиралась на работу, снова на сутки. Многие в отпусках, кто-то заболел, а она всегда на подхвате.

— Да здравствует виртуальный мир, — пробурчала я, прикидывая, что можно сделать с опухшей физиономией. Впрочем, если я планирую зависнуть дома, то какая разница, как я выгляжу? — Я две недели комп не открывала, буду отрываться.

— А на работу когда?

Под ложечкой неприятно заныло. Мама ничего не знала о том, что я увольняюсь.

— В понедельник.

— Доча, в холодильнике есть еда. — Это обычная фраза, я катастрофически забываю поесть, когда работаю над игрой. — И померь температуру. Я позвоню.

— Хорошо, мам.

Митя заставил бы меня сделать маску. Я скорчила рожу своему отражению. А Пашка, пожалуй, тоже носился бы с градусником. Но если я и больна, то у моего недуга есть имя.

Владияр.

Когда мама ушла, я умылась и налила кофе. Первое утро на маленькой уютной кухне после событий, которые перевернули мою жизнь. Чем бы все не закончилось, не будет, как раньше. Как минимум, у меня останутся воспоминания, а о чем-то большем загадывать рано.

Я пила кофе и гипнотизировала телефон, лежащий на столе. Как понять, захочет ли Влад со мной разговаривать после вчерашнего? Да никак. Не спрошу — не узнаю.

«Привет», — написала я и быстро отправила сообщение, чтобы не передумать.

Ответ не пришел немедленно. Я успела позавтракать и сесть за компьютер, когда на экране телефона высветилось:

«Доброе утро, Яна».

Достаточно вежливо и неэмоционально. С другой стороны, он не послал меня лесом, значит, еще не все потеряно. Что ж, сразу к делу.

«Ты не сказал мне, кто ты».

«Прости, не понимаю».

«Ты не сказал, что ты Беркут. Я была искренна с тобой, а ты — нет».

Так и вижу, как он печатает: «А должен был? Это мое личное дело». Примерно так ответил мне Пашка, и я поняла его мотивы.

«Разве ты не знала?»

«Откуда?!»

«Твой друг легко пробил Геннадия. И не проверил, кто я?»

Э-э-э?.. Я хлопнула себя ладонью по лбу. Неужели?!

«Нет. Я запретила проверять».

«Почему?»

«Ты дурак?!»

«Похоже, да».

И тишина. Вернее, пустота. Или… Короче, безмолвие!

Вот и поговорили.

Я отложила телефон и невидяще уставилась в экран монитора. С одной стороны, разговаривать текстом удобно, когда хочешь спрятаться от собеседника. С другой, как мне понять, что он чувствует? С каким настроением пишет это «да»? С иронией? С досадой? Со злостью? Хотя так не всегда. Ночью я понимала, с какой интонацией разговаривал Влад, ощущала его любовь. Значит, сейчас он не испытывает ничего похожего.

«Ты больше не хочешь со мной говорить?» — набрала я спустя десять минут, не выдержав.

«Ты была очень убедительна».

Все же поверил.

Я отшвырнула телефон и зажала ладонями уши, как будто не хотела слышать голос Влада. Но я же одна в пустой квартире… Ладно, сама виновата. Я добилась, чего хотела.

Телефон брякнул, но я не пошевелилась. Пусть пишет, что хочет. У меня больше нет сил на метания между разочарованием и надеждой. Мне бы доползти до аптеки и купить успокоительного, чтобы перестать рыдать по любому поводу. Телефон брякнул еще раз, потом зазвонил.

Я не хотела отвечать, потом вспомнила, что это может быть мама. Номер не определен? О, ну замечательно!

— Да, — произнесла я хриплым и гнусавым голосом.

— Яна?

Бархатистый голос Влада резанул скальпелем по живому. Какого черта, его номер всегда определялся!

— Да, — повторила я, откашливаясь.

— Ты заболела?

«Тебя это волнует? Серьезно?!»

— Нет.

— Ты снова не читаешь сообщения, и я… позвонил.

— Я все поняла. Или ты хочешь что-то добавить?

— Я вернулся в Кисловодск, Яна.

— А-а-а… Ну… Ладно.

А что я еще могла сказать? Что его желание дышать оказалось таким недолговечным?

Чертовы слезы опять полились из глаз. Только бы не начать всхлипывать! Я осторожно перевела дыхание, уговаривая себя остановиться.

— Так ты обиделась из-за того, что я… скрыл правду?

Я и теперь не могла понять, что он чувствует. Голос звучал как-то… равнодушно. Отстраненно.