Пол у Отца под ногами был завален мятой, перекрученной одеждой, липкой кухонной утварью, упаковками от еды и пустыми пластиковыми бутылками. И среди этих груд, напоминающих мусор, плавающий на поверхности зловонного канала, покоились страницы из баптистских книг. Затвердевшие кисти, валики, поддоны для краски и покрытые разноцветной коркой палитры лежали там, где были брошены, прилипнув к тому, чего коснулись. Сам воздух, казалось, загустел и нагрелся из-за горячих миазмов, исходящих от постели и засоренного унитаза.

К ветхому жилому помещению примыкала ванная комната. Отец заглянул внутрь. Чтобы очистить ее, потребовался бы хороший пожар. Он окинул взглядом пожелтевший потолок, обшарпанные стены и задумался, над какими фантастическими ландшафтами и сюрреалистическими пейзажами нетерпеливо витало подсознание этого человека.

От недоумения, вызванного его собственным образом на черных как смоль стенах и фотографией его дочери, у Отца перехватило дыхание. Он окоченел от внутреннего холода, руки у него дрожали. Ему почудилось, что он вступил в обитель древней магии и противоестественных законов. Слабые крики на краю его сознания, казалось, пытались предостеречь его и убедить в возможности того, что он считал невозможным.

Отец заставил себя снова обратить внимание на кровать и задался вопросом, действительно ли перед ним Олег Черный? Похититель ребенка, человек, найденный, со слов Йоны Аберджиля, мертвым два года назад и лежащим под этим самым зданием?

Значит, Аберджиль солгал. Черному, знаменитому миниатюристу «Королей», должно быть, позволили остаться в живых. Невозможно, чтобы двое мужчин, миниатюристов и наркоманов, были найдены в одном и том же месте своими потенциальными убийцами. Отец не поверил бы в это. Поэтому лежащий перед ним человек должен быть похитителем его дочери. Невероятно. Этот человек забрал ее из дома и продал, но лежит здесь, в бесчувственном состоянии, будто ждет, чтобы его нашли.

Его руки были хорошо видны; он был безоружен. Если он хотя бы дернется, Отец разрядит электрошокер, но это наверняка остановит сердце наркомана, преднамеренно удалившегося на край жизни – вероятно, чтобы потом изобразить увиденное там безумие.

Отец направил оружие на птичью грудь и потянул за простыню. Миниатюрист Короля Смерть действительно продемонстрировал свои умения на собственной коже. Он по горло был разрисован золотом и лазурью – символы, знаки, руны и описания черных деяний, милосердно закодированные, но с гордостью носимые как отражающие дьявольский статус. Присутствовало ли на этой немытой коже имя его дочери? Если это так, Отец срежет его ножом.

Сможет ли это существо стоять на ногах? Его запястья были такими тонкими, что напоминали деревянные палки. Кисти рук походили на мультяшные птичьи лапки. Они были скрещены на костлявой груди, с намеком на упокоение, будто фигура была приготовлена к погружению в могилу или возложению на костер. Острый подбородок был опущен к узловатой шее, из которой выпирал хрящ кадыка. Зубов у существа не было, только сероватые обломки. Из безгубого рта с легким присвистом вырывался воздух, отдаваясь хрипом в легких. Обтянутый кожей череп. Настоящий лик смерти. Разрисованный труп. Подражаешь тому, чему служишь?

В складках простыни просматривались кровавые сгустки. Чахотка. Туберкулез. Возможно, один из устойчивых к антибиотикам штаммов. Казалось, жить этому существу оставалось несколько минут. Перенесет ли он дорогу к машине, не говоря уже о том, выдержит ли допрос? Ему придется нести его на плечах, как связку прутьев с огромной болтающейся головой.

Отец стоял над фигурой, неуверенный в себе, смущенный тем, что увидел в этом месте подношений и предсказаний. Но у него не получалось определить всю мощь своей убийственной ненависти к Олегу Черному. Он испытывал к нему в основном лишь жалость и отвращение.

В семь часов утра пленник вышел из ступора, длившегося большую часть ночи и прерывавшегося лишь двумя припадками. Еще один приступ случился в машине. Во время него он пускал слюни на заднем сиденье, выгибая спину и вытягивая грязную шею. Дергал ногами и пинал ими дверь.

Отец быстро вышел из машины и встал рядом, глядя сквозь затуманенные от дождя стекла на фигуру, бьющуюся внутри, несмотря на скованные наручниками лодыжки и запястья. С момента его захвата у человека это был уже третий приступ, и самый страшный. Наконец тот скатился с сиденья на пол.

Всю дорогу от часовни до машины, а затем оставшуюся часть ночи до рассвета этот тип оставался без сознания, то и дело кашлял и издавал нечленораздельные звуки, не приходя в чувство. За все время эвакуации через шторм – испытания, которое едва не отняло у Отца остатки сил, – пленник открыл рот лишь раз, да и то ненадолго. Тонким женским голосом он пробормотал что-то Отцу на ухо. Сквозь шум ветра сложно было разобрать слова, пока губы мужчины не коснулись его кожи, и он не услышал: «Он склоняется над нами в момент рождения. Стоит у нас за спиной всю нашу жизнь. Сидит у нашего смертного одра». Этот свистящий хрип, равно как и содержание высказывания, заставили Отца бросить закованного в наручники человека на мокрую, колышимую ветром траву, вытащить пистолет и направить на его костлявое лицо. Но глаза у него не открылись; человек произнес эти слова, находясь в наркотическом сне.

Также Отца удивляло то, как кто-то выдерживает столь мощные приступы. О больнице не могло быть и речи. Он мало разбирался в доврачебной помощи, но при необходимости вытолкнет этому человеку язык изо рта, палкой или рукой в перчатке, чтобы тот не задохнулся. Дважды он пытался привести его в чувство, но безуспешно. Если пленник умрет, ему придется похоронить его вместе с его тайнами, там, в мокрых от дождя полях.

Также Отец забрал из часовни запас наркотиков и армейский вещевой мешок, который нашел под отошедшими половыми досками. Он хорошо знал, что резкий отказ от наркотиков может иметь для наркомана катастрофические последствия; Черному придется давать что-то, лишь бы тот не сразу умер. Хроническое пристрастие этого существа, возможно, даже будет полезно при допросе; желание получить дозу может пробудить его. Большинство наркотиков было достаточно сильными, чтобы предотвратить любую возможность «завязки».

Он обдумывал способы, которыми можно добиться признания. Но как долго это существо продержится под его давлением? Отец знал, что если его ярость вырвется наружу, он не сможет ее контролировать.

В холщовом мешке Черного лежали пистолеты и достаточно наличных, чтобы Отец смог протянуть до следующего лета – если, конечно, проживет так долго. Как так случилось, что их до сих пор не украли? Хотя мысль о том, что воры из лагерей не желали лезть в часовню, была вполне правдоподобной. Также в мешке были еще наркотики, кое-какие инструменты и резервные пайки. Черный явно готовился к бегству, возможно, предвидел появление Отца, во всяком случае, изображение Отца на стенах указывало на это.

Теперь, когда рассвело, нужно было заняться и другими неотложными делами. Например, снова связаться с женой и, пока не кончился шторм, уехать от Южного Девона в угнанном автомобиле как можно дальше. Он надеялся, что к тому времени уже будет знать свой пункт назначения – то самое место, куда два года назад увезли его дочь. Но эта информация оставалась в коматозном уме пленника.