Да он просто использовал семью Браунов как питомник для выращивания русского мальчика! Теперь старый пресвитер это ясно понимал. Пятнадцать лет назад к Браунам явился мужчина высокого роста, спортивного телосложения, в белом костюме и, как заметила Долорес, с прекрасно ухоженными ногтями. По-английски он говорил хорошо, с еле заметным акцентом, но кто в Америке замечает акцент? Он предложил Браунам усыновить восьмилетнего ребенка из СССР. Здорового, без плохой наследственности.

Браун удивился. Разве в СССР некому усыновить сироту? Кто позволит вывезти ребенка? Ведь это политический скандал. Это наши проблемы, сказал визитер. В СССР жизнь мальчика под угрозой. Его разыскивают влиятельные люди, заинтересованные в его смерти. Браунам предлагается спасти невинное создание. За это гарантируется ежемесячная солидная сумма.

Это была ошибка. Пастор Браун отказался в самой жесткой форме. Это грязное дело, заявил он незнакомцу. Все дела с большими деньгами — грязные дела. Мы с женой не будем участвовать в грязном деле.

Проблема в том, сказал незнакомец, равнодушно глядя в глаза Брауна, что в детском доме мальчика рано или поздно найдут. Но никому не придет в голову искать его в семье пресвитера в Питсбурге. Ему даже не нужно менять настоящую фамилию. Больше того: фамилию необходимо оставить. Его нужно воспитать как Джона Половинкина.

В конце концов незнакомец предъявил записку от Вирского, состоящую из одного слова: «Соглашайтесь!». Но не это письмо, похожее на приказ, решило судьбу Джона Половинкина. Всё решила фотография, которую незнакомец показал Браунам. Сделанная отличным фотографом крупным планом, анфас, она потрясла пастора Брауна. Он и раньше встречал в детях этот сухой блеск глаз, голодных от отсутствия родительской нежности. Но никогда еще Браун не видел детского взгляда, исполненного такой обиды на весь белый свет. Через неделю Долли, обезумевшая от материнской любви, которой она в себе еще не знала, первый раз купала русского мальчишку в душистой пенной ванне. И плакала от счастья.

С тех пор вся их жизнь, до гибели Долорес, стала непрерывной чередой счастливых дней и ночей. Стыдно признаться, но между ним и Долли вдруг вспыхнула такая любовь, именно плотская любовь, что по ночам они, потерявшие рассудок пожилые люди, опомнившись, обмирали: не слышит ли мальчик того, что происходит в спальне до раннего утра?

И как же тогда Браун возненавидел Советский Союз, справедливо названный президентом империей зла. Этот отрок, этот агнец был обречен на заклание в этой бесчеловечной стране! Сколько раз в вечерних молитвах Браун благодарил и Вирского, и того незнакомца, и странных людей, которые стояли за ним. Кто бы они ни были, Боже, отпусти им грехи! Посели их после смерти в места злачные.

Но сейчас он молился о другом. Господи, спаси и сохрани отрока Джона на его бездушной родине! Пошли ему спутников с трезвым умом и верным сердцем! Пусть найдется кто-то, кто погрузит его в теплую ванну, намылит голову душистым шампунем, покроет тело благоухающим маслом и уложит спать на чистой простыне под легчайшим одеялом, в которое хочется завернуться с головой.

Спаси и сохрани!

Спаси и сохрани!

Спаси и сохрани!

Генерал Анастас Григорьевич Рябов в третий раз слушал японский диктофон с записью разговоров гражданина США Джона Половинкина с Львом Барским, Вячеславом Крекшиным, Виктором Сорняковым и прочими забавными людьми, к которым генерал Рябов относился с отеческой нежностью. С особым вниманием он прослушал беседу Джона с Петром Чикомасовым по дороге в Малютов и даже крякнул несколько раз от удовольствия.

Изящная электронная игрушка в волосатой ручище генерала смотрелась как зажигалка. Наконец Рябов надавил похожим на сардельку большим пальцем крохотную кнопку. Диктофон еле слышно треснул и смолк. Рябов водрузил на нос дорогие очки в золотой оправе и стал читать отчет агента по кличке Жестянщик о приключениях Джона Половинкина в Москве.

Молодец Жестянщик, безупречный профессионал! Таких бы побольше в органах. Следил за мальчишкой так, словно это не мальчишка, а матерый агент ЦРУ. Хотя сразу наметанным глазом определил, что разведкой тут не пахнет. А вот догадался ли, для чего Рябову понадобился юнец? Анастас Григорьевич еще раз вчитался в отчет. Вряд ли. Просто шел за американцем, не отпуская ни на шаг, пока тот не уехал с попом в Малютов. Но и тут не выпустил мышонка. Подбросил в поповский автомобиль маленький микрофон, звук от которого теперь доносился аж до самой Москвы.

Стиль отчета генералу тоже понравился. Никакой пены, никаких художеств, коими грешат молодые агенты из гуманитариев. Образованность свою «хочут» показать. У Жестянщика все просто, как в классике. Уж если такой-то — пидор, то так и пишет: «пидор». А другой бы написал что-то вроде: «склонен к гомосексуальным связям». Если Варя Рожицына — дура деревенская, то так о ней и сказано, русским языком. А как выпукло описан алкашонок, что приставал к Половинкину возле сектантского гнезда! Прелесть, а не портрет! И ведь догадался, шельмец эдакий, что никакой это не алкашонок, а наш человечек! Но ни строчечкой не выдал. Правильно! Корпоративная честь! Надо этому «алкашонку» всыпать по первое число. Чтоб не переигрывал, не светился без нужды. Устроил, понимаешь, народную самодеятельность!

Генерал Рябов отложил отчет в сторону и обхватил мощный лысый затылок ладонями.

Господи! О чем он думает? Держава рухнула! Весь мир рушится! Он сам пару дней назад был на волосок от гибели. Хорошо подсказал Димочка Палисадов, что ситуация с ГКЧП с самого начала была задумана как провокация. А если б не подсказал? Валялся бы сейчас генерал в своем кабинете, как бедный честный маршал Пуго, с продырявленной башкой. Продырявленной из собственного табельного пистолета, но не собственной рукой. Царство небесное тебе, товарищ дорогой!

Что и говорить, выручил его Палисадов. Но как унизил! И кто унизил! Жалкий человечек, которого Рябов спас от позора, вытащил сухим из истории с этой девкой, устроил в Москве. Палисадов ему ботинки лизал. И эта вошь его спасла! Его, всезнающего, всесильного генерала Рябова! Хотя какой он всезнающий, если Палисадов знает больше? Какой он всесильный, если послушно выполнил совет Палисадова организовать свержение памятника Дзержинскому? Конечно, с точки зрения тактики выпускания пара это было мудрое решение. Да и мир убедился, какие варвары эти дерьмократы! Но никогда не забудет генерал Рябов злой обиды, что душила, когда он смотрел из окна на своего кумира, вздернутого на железных тросах, как на дыбе, в черное московское небо.

За первыми унижениями последовали другие. Сегодня по прямому номеру позвонил сын юриста Кнорре Арнольд, молодой, но уже популярный и о-о-чень дорогой адвокат. Арнольд хамским голосом заявил, что Рябову еще отрыгнется смерть его деда, Филиппа Арнольдовича Кнорре, в застенках КГБ. Невежда! Даже не знает, что никакого КГБ в тридцать восьмом году в помине не было. Интересно, что значил этот звонок? Дерьмократы начинают охоту на ведьм? И сучонок позвонил просто с радостной угрозой? Или докопался в комитетском архиве до материалов по делу Кнорре и знает, что делом занимался лично Рябов?