К маленькой кровати привязана Вика в странной позе и с ремнём вокруг шеи. Из разбитого носа обильно течёт кровь, заливая разодранное платье.

У нее опухла половина лица и потрескались губы. Глаза напоминали истекающие кровью озёра, в каждом полопались капилляры, и она беззвучно плакала. Пошлый ремень и кляп во рту завершают картину. Сплошная экзекуция.

Вика смотрела на меня, как на чудо. Вижу в них облегчение и радость.

Не могу и двинуться. Противна мысль, что мужчины могли сотворить такое с женщиной. В безумие меня вгоняет факт, что они сделали это С МОЕЙ ЖЕНЩИНОЙ.

Между рёбер словно кто-то проворачивают нож, задевая легкие и вызывая ноющую боль. Даже не замечаю, что руки сводит судорогой от злости. Ладони чешутся, хочу собственными руками сломать этому гандону позвонок за позвонком.

Нужно было пресечь ее побег на корню. Не допускать, чтобы все зашло так далеко.

Это моя вина. Не досмотрел. Я ведь за нее отвечаю.

Подхожу к Малой, достаю из ее рта кляп, осторожно расстёгиваю ремень, после чего освобождаю ее руки. Вика совсем без сил падает ко мне на руки. Чувствую как напряжены все мышцы в ее теле, осязаю ее страх.

Подхватываю маленькой тельце на руки, прижимаю груди. Только сейчас ко мне приходит облегчение. Она цела. Несмотря на все, она жива. Это самое главное.

— Ахмед, что делать с этим? — оказывается Амин все это время стоял за моей спиной.

Прижимаю одной рукой лицо Вики к груди, пряча руку в растрёпанных локонах. Машинально провожу несколько раз ладонью по маленькой головке. Даже в волосах есть запекшаяся кровь.

Адское жжение разрывает грудь.

Что еще они успели сделать с моей девочкой?

— Я сам разберусь с ним. Позже. Быстрая смерть для него будет слишком легким наказанием. — Амин просто кивает, он знает, что делать в таких случаях, кому и как дать на лапу, чтобы его больше никогда не искали. — Сейчас в больницу.

— Ахмед… — Малая цепляется слабыми пальцами за воротник моей рубашки, пытаясь что-то сказать. По дрожащему подбородку и подрагивающим крыльям носа готов угадать даже что. — Я…

— Не сейчас. — отрезаю я, не желая тратить время на бессмысленные разговоры. — Тебе нужно поберечь силы. Отвезу тебя в больницу.

— Не нужно. — шепчет она, глотая шумно воздух. — Со мной все в порядке, пара пощёчин ещё никого не убивала. Я очень хочу домой. Пожалуйста, Ахмед…

— Хорошо. Мы вызовем врача на дом.

Вика хрупче хрустальной вазы. Кажется за этот час она скинула килограммов десять.

Бережливо удерживаю ее на руках, спускаясь по лестнице. Боюсь причинить ей боль своими грубыми руками.

— Отвези ее в дом и вызови врача, пусть осмотрит. Все, что будет необходимо, добудь. — грозно говорю Мусе.

— Я искал… нет женщин врачей сейчас на смене. — Муса опускает глаза. По нашим правилам, ее не может касаться никто кроме меня. Усаживаю Малую в машину, после распрямляюсь и закуриваю. Как они все меня достали.

— Муса, как ты думаешь, сейчас те обстоятельства, когда я буду заморачиваться по этому поводу? — выдыхаю облако дыма, испытывая неконтролируемое раздражение. — Просто найди хорошего врача и позаботься о ней, понял?

Когда машина трогается, я подворачиваю рукава белоснежной рубашки и захожу в дом. Сигарета танцует между моими пальцами, успокаивая мои нервы. Пора выпустить накопившуюся злость. Мне есть на ком отыграться.

За то, что Букаев распустил свои руки, притронулся к моей женщине — он умрет. В моей стране я бы отрубил ему руки и отправил просить милостыню, но я не своей стране. Поэтому он должен просто исчезнуть.

С Викой разберусь, когда она поправится. Пусть врач осмотрит ее, выпишет витаминок. Сейчас ее здоровье — самое главное. От нее Муса теперь не отойдёт, она даже в туалет не сбежит без моего ведома.

Все тело ноет от тупой боли, пронизывающей каждую мышцу в теле. Голова гудит, словно где-то под черепом взлетает вертолёт. Неконтролируемый шум распиливает сознание по полам.

Издаю глухой стон, мысленно молясь, чтобы это все закончилось.

Пытаюсь встать. После снотворного и обезболивающего, которые мне дал доктор, слабо помню, что было вчера вечером. В глазах все еще двоится.

Меня штормит, кровать ездит из стороны в сторону, создавая ощущение, что я еду в поезде.

Сердце начинает биться с двойной силой, улавливаю терпкий аромат сигарет Аль-Мактума. Вдыхаю уже знакомый запах, пытаясь найти его глазами.

Присмотревшись и настроив свои глаза, наконец замечаю широкоплечую фигуру у окна. Аль-Мактум стоит в расстёгнутой рубашке и брюках. Вид у него обманчиво непринужденный.

— Как себя чувствуешь? — хриплый голос застаёт меня врасплох. Мне становится душно. Скорее всего он обо всем знает. Что будет теперь?

— Лучше. — отвечаю совсем тихим, ломающимся голосом. — Букаев…

— Наказан. Больше он никого никогда не побеспокоит. — Ахмед оборачивается. Его ярко-зелёные глаза прожигают меня насквозь, непроизвольно поджимаю ноги, стараясь защитить себя. Его густые брови сдвинуты грозно на переносе, демонстрируя своё недовольство. Даже подумать страшно, какое наказание постигло Букаева. — Тебе повезло. Чудо, что за это время они не тронули тебя. Такие, как они, обычно не церемонятся. Насилуют сразу.

Слезы обжигают щеки.

В комнате ставится невыносимо тихо, даже часы останавливаются. Слышно только дыхание, моё ослабленное и Эмира — гневное.

— Я хочу все объяснить. — кутаюсь в одеяло, чтобы согреться. У меня от страха леденеют руки и ноги. Эмир от меня на расстоянии нескольких метров, но ему ничего не стоит сделать рывок и оказаться рядом со мной. — Как я оказалась в том подъезде…

— Перебежала через крышу, чтобы сбежать со своим белобрысым дружком. — перебивает он меня. Его голос так колок, режет кожу без обезболивающего. Он снова становится тем жестоким Эмиром, с которым я познакомилась на Мадагаскаре.

Аль-Мактум не улыбается, очень серьёзен, настроен категорично. Невозможно понять, что в его голове.

По его глазам понимаю, что он уже принял решение. Только вот какое?

— Я… не хотела…

— Не хотела сбежать? Не договаривалась об этом с белобрысым за теннисом в туалете? — он делает несколько шагов ко мне. Дико скалится, обнажая свои белоснежные зубы. — Я дал тебе шанс передумать. Принять верное решение. Но ты сделала выбор.

— Да. — сквозь всхлипы лепечу я. Из моих глаз льётся водопад слез. — И я бы сделала это снова. Ты не поймёшь меня никогда… Не почувствуешь, что это такое, когда тебе не разрешают делать то, что ты хочешь. Тебя никогда не сажали в клетку. Но еще невыносимее…